94НН03 С006Щ3НN3 П0К4ЗЫ8437, К4КN3 У9N8N73ЛЬНЫ3 83ЩN М0Ж37 93Л47Ь Н4Ш Р4ЗУМ
Название: Повесть о Доме Скал
Фэндом: Отблески Этерны
Категория: Джен
Рейтинг: PG-13
Размер: Макси
Жанр: АУ
Статус: В процессе
Дисклеймер: Прав не имею, выгоды не извлекаю
Аннотация: Ричард бросился на Катарину с кинжалом - но не убил. Что будет дальше, при условии, что дело происходит в альтернативной окделлоцентричной Кэртиане, где у литтэнов есть головы, а у восстания Эгмонта - причины? Люди Чести всегда бегут в Агарис...
Примечание к одиннадцатой главе: сцена с Арлеттой - канон с поправкой на живую Катарину
читать дальше
В Дораке поспели первые вишни. Тондер слагал оды обещанному на обед пирогу, капитан Меркер костерил недальновидных крестьян, прикончивших все запасы наливки в преддверии нового урожая. Мон-Нуар позади, впереди Агария. А пока маленькая армия остановилась в живописной деревушке среди вишневых садов, загрузив работой кузнецов хорны на три вокруг. В этой части графства было до того тихо, что успокоенный донесениями разведки Колин не возражал, когда Дик попросился с разъездом, и сам предложил взять с собой Арабеллу. И теперь вороная мориска и белый надорец чинно трусили вдоль сонной Каделы. Заслуженный отдых перед последним рывком. Через неделю они будут в Агарисе.
Странно, но вспоминалась не прошлогодняя дорога в Святой город и даже не знаменитые битвы Двадцатилетней войны, а возвращение в Олларию из Варасты. С победой. Общей, как ему тогда казалось.
О чем он думал тогда – все развеялось сном. А сны Повелителю Скал снились все удивительней.
Дик тяжело вздохнул.
- Монсеньор? – встревожилась Арабелла.
Нельзя допустить, чтобы девушка решила, будто полковник навязал герцогу Окделлу компанию сестры. Рассказать сон? От остального отряда они немного отстали – как раз достаточно, чтобы никто не услышал их разговор. А рассказанные сны отпускают и не сбываются. Только не стоит говорить Арабелле, что она ему тоже снилась – обоим будет неловко.
- Мне недавно приснился странный сон, - решившись, произнес Дик. – Приснилось, будто ночью я услышал пение, а когда нашел в темноте певца, им оказался говорящий шестилапый зверь.
- На берегу ручья, - неожиданно добавила Арабелла. – И волосы у неё были очень длинные.
- И вы их расчесывали, - закончил Дик. – Вам тоже снился такой сон?
- Когда блуждающую башню видели, в ночь после этого, - с легкой улыбкой подтвердила девушка. – Во сне еще Дорита была. И песня очень красивая. – Арабелла нахмурилась: – Я думала, это просто сон, что такое только присниться может, но если и вы тоже…
- Сны снятся под воздействием случившегося, - рассудительно произнес Дик, - а мы с вами в тот день сперва на закате башню видели, а потом допоздна слушали про нее истории. Вот и приснилась нам одинаковая страшная сказка.
- Вы уверены, монсеньор? Я обычно сны забываю тут же, а этот во всех подробностях помню. Все таким настоящим было.
- Совершенно уверен. Ястребы – дневные птицы и по ночам не летают. А сны иногда такими реальными кажутся, что просто жуть.
- Этот сон не был жутким, - неуверенно возразила Арабелла. – Мне кажется, тот зверь хотел вам помочь, предупредить.
Дик вспомнил зубастую, пахнущую падалью тварь. Знаем мы таких помощников. И советчиков таких знаем. Да это же Штанцлер ему приснился! Точно Штанцлер! Арабелла – добрая душа, как назвал ее Дик в своем сне, – поверила сладкоголосой дряни, а вот Повелитель Скал теперь способен разглядеть истинное обличие, и лживые слова его больше не обманут!
Правильно советовал магистр Шабли: если в мыслях сумятица, надо проговорить их доверенному другу или записать. Надо и сон про пещеру так же рассказать! Но не Арабелле, конечно, а Эдварду: даже если про клятву пропустить, все равно не следует юной девушке о таких, как Катарина, слушать. Поэтому сразу по возвращении Дик отправился искать барона. Тот оказался не один.
- Хорошо, что вы вернулись, - сказал вместо приветствия Колин. Склонившийся над картой Эдвард только головой кивнул.
- Что-то случилось? – встревожился Дик. Буквально два часа назад полковник был всем доволен, а теперь они с бароном оба мрачнее тучи.
- Алва взял Бордон, - ответил Эдвард.
- Как вы и ожидали, - заметил Дик, все еще не понимая, что такого случилось.
- Ожидать – ожидали, но не так быстро, - вздохнул Колин. – Хуже всего, что неизвестно, куда он двинется дальше.
- Планы меняются? – предположил Дик, подсаживаясь к столу.
- Да. Если он вдруг вспомнит, что обещал помощь фок Варзов, то идти вдоль Южного тракта, как мы хотели, чревато неприятной встречей. Для нас неприятной. Савиньяк, конечно, счастлив будет.
- Значит, через Алат?
- Черную Алати, - уточнил Колин, – там малолюднее. И дальше вдоль Алатского тракта через Агарию.
- Антоний наверняка уже заключил союз с Талигом. Впрочем, как и герцог Альберт, - мрачно заметил Эдвард.
- Вам не нравится мой план.
- Но лучшего я предложить не могу. Могу лишь повторить за вами: против Алвы у нас шансов нет, разве что помолиться.
- С армией мы точно сумеем разминуться, а против "летучих" отрядов у нас будет такое численное превосходство, что даже Алва ничего не сможет сделать.
- А уж как в численном превосходстве Адгемар уверен был! – едко произнес Эдвард.
- Излишняя уверенность суть грех невежества, - назидательно ответил Колин. – Я пошлю двойные разъезды.
- А я помолюсь – за ваш и их успех. Молиться о неуспехе Алвы, увы, дело безнадежное.
- Вы сейчас договоритесь до того, что Алве Леворукий помогает! - возмутился Дик.
- А вам никогда так не казалось? - серьезно спросил Эдвард.
- Он лучший полководец Золотых земель! - О том, что чужое везение – вечное оправдание неудачников, Дик мог бы сказать Роберу и даже Альдо, но не Эдварду. Робера сломала Ренкваха, а эр Эдвард – друг отца, настоящий друг.
Про сны Дик решил не рассказывать. Может быть потом, когда обстановка подходящая будет. А Эдварду надо отдохнуть, а то ему от усталости уже наяву не пойми что мерещится.
Голова раскалывалась. Робер устало прикрыл глаза, провел пальцами по векам. Смотреть на Джереми было тошно, еще гаже – его слушать, но он дал себе слово, что во всем разберется, и он его сдержит. Три десятка оставшихся в Олларии «черных» с Люра почти не служили, в отличие от Уэйда и этого вот таракана, так что расспрашивать о свежеиспеченном полковнике надорской гвардии надо бывшего капрала, больше некого.
- Я уже все вам рассказал, - буркнул Джереми. Он-то рассказал, а вот Робер рассказать Дикону правду о покушениях так и не собрался. Промолчал, как до того Алва, и мальчишка опять связался с ызаргами.
- Расскажешь еще раз, - отрезал Карваль. – По чьему приказу ты стрелял в Окделла?
- Не стрелял я, не знаю я, кто стрелял, темно было.
- А свидетели говорят, что дело было днем и все было отлично видно.
- Какой день? – неподдельно возмутился таракан. – Я, хвала Создателю, ночь ото дня отличаю! Да вы хоть монсеньора спросите! – О побеге господина из столицы запертый в Багерлее камердинер не знал.
- Спросим, - невозмутимо ответил Карваль. – А ты напряги-ка память. Площадь перед церковью Святой Валерии. Ты выстрелил в Окделла, а попал в цивильника, с которым тот дрался.
Лицо Джереми просветлело. Все же у таких людей искренняя улыбка хуже любой гримасы: заставляет вспомнить, что перед тобой не просто гнусная тварь, а человек.
- А вот тогда я монсеньора по-настоящему спас, - заявил довольный таракан, – вам это кто угодно подтвердит.
- Свидетели говорят, что с твоей позиции было проще попасть в Окделла, чем в его противника, а стрелок ты неважный.
- Если бы я не выстрелил, герцога бы точно убили.
- А если бы промазал, получилось бы, что герцога убил ты.
Джереми вскинулся возразить – и запнулся, смертельно побледнев. Актер он отменный, но такое не сыграешь.
- По чьему приказу ты стрелял? – рявкнул Карваль.
- Нет, я… - Сейчас точно на колени бухнется. – Да вы сами подумайте, господин генерал! Господин герцог, – Джереми с надеждой повернулся к Роберу, - если б кто из ваших вас убил, что б с ним остальные сделали? Ведь никаким «спасти хотел» не оправдаешься!
В этом был резон. Стреляя у церкви, мерзавец рисковал не только жизнью Дика, но и своей.
- Зачем ты стрелял? – спросил Робер.
Джереми затравленно затряс головой:
- Не знаю, монсеньор, чтоб меня выходцы прибрали, Создателем клянусь, оно само получилось! Если б я в монсеньора попал, Уэйд бы… Они ж с предателями такое…
«Что «такое»?» - чуть не спросил Робер.
- Кто «они»? – генерал, как всегда, оказался прозорливее маршала.
- Паства святой Элли, - почти прошептал Джереми.
- Кто? – переспросил Карваль.
- Надорские контрабандисты, - устало ответил Робер.
Вот и объяснение, где сын чиновника из Горика драться левой научился. Леворукость в Надоре не жаловали, но, как рассказывал Мишель, подопечным святой-с-ястребом прощали, потому что птицы на одном крыле не летают. Арлетта вслед за Инголсом считает, что Лоу как-то связан с контрабандистами. Интересно, Лоу угрожал получившему дворянство Уэйду рассказать его новым знакомым о старых грешках или нарочно хотел ввести своего человека в окружение Манрика? В любом случае, тессорий думал, будто Уэйд ему всем обязан и, как говорится, ест из его рук, а тот был на сворке у Ястреба.
- Какие дела были у Люра с бароном Лоу? – спросил между тем Карваль.
- Никаких, - уверенно ответил Джереми. – Генерал считался человеком тессория, а Лоу с Окделлами всегда.
- А чьим человеком был Уэйд?
- Своим собственным, - усмехнулся таракан. Одобрительно так усмехнулся. Бедный Дикон! А таракан уже спрятался под маской тупого служаки. Смотреть противно!
- Как давно Уэйд знаком с Лоу? – спросил Робер.
Карваль едва заметно нахмурился: слишком прямой вопрос, слишком красноречивый. О делах в Олларии Джереми ничего не сообщали, но не стоит недооценивать тараканий нюх. Пока Джереми не знает, откуда ветер дует, он не знает, о чем врать, и больше шансов, что скажет правду. Но Робер устал от этих игр, а таракан труслив и со страху сам все выложит, как рассказал сам про Удо Борна.
- Я не слышу ответа, - с угрозой произнес Эпинэ. Он, конечно, не Ворон, но и среди иноходцев случаются мориски-убийцы.
- Как давно Уэйд и Лоу знакомы? С начала Осенних Ветров. Одиннадцать месяцев, получается. Только я не уверен, что это стоит называть знакомством.
- Хватит юлить, - прикрикнул Робер.
- Дювье мигом придаст его рассказу беглости, - предложил Карваль. Тоже чувствует близость добычи. Таракан что-то знает и сейчас всё расскажет. Всё!
Джереми не разочаровал.
Если бы Колина кто спросил, он бы сказал, что то задание тессория не понравилось ему сразу, только это была бы ложь. Всего-то и требовалось, что доставить из Надора в Олларию герцогинь Окделл и Лараков. Всего-навсего.
До замка доехали за шесть дней, лошади в отряде были отличные, да только голуби летают быстрее. Колину бы кинуться вдогонку по дороге в Роксли или в Ларак, и тогда бы ничего не случилось, но он еще ни одного задания не провалил, за короткий срок стал правой рукой Нокса и не хотел на этом останавливаться. Прятаться в Роксли или в Лараке бессмысленно. Если уж сразу после смерти Эгмонта не решились оборонять Надор, то сейчас Люди Чести тем более распахнут ворота замков перед солдатами из столицы, ведь мятежа нет, что бы ни вопил обер-прокурор. Нет, ни в Роксли, ни в Лараке, ни в Карлионе семью Повелителя Скал не спрятать. Зато есть Серый Лоу, до которого - общеизвестно! - еще месяцев пять ни пешему, ни конному не добраться. В Сером Лоу искать не будут, а если будут, то обязательно «утопнут» в болоте. И если Ворон через весеннюю Ренкваху армию с пушками провел, неужто "перепелятники" после жаркого лета одну карету протащить не смогут?
Брода через знаменитые топи Колин не знал, но они отставали всего на несколько часов, надо было просто догнать до того, как беглецы "нырнут" в Ренкваху. Они догнали. Почти. Украшенная геральдическими вепрями карета продолжила свой путь, подпрыгивая на ухабах, а сопровождавший ее отряд преградил путь посланцам тессория.
Им повезло – Ястреб ошибся. Недооценил противника. Люди Чести часто на этом попадаются. Выбери он удачное место, устрой засаду – и все бы закончилось для теньента Уэйда весьма плачевно. Но Лоу принял их за трусливых падальщиков, храбрых только впятером на одного, а ызарги Люра умели драться и не дрогнули, когда пролилась кровь.
Они победили, да еще и пленного взяли! И в азарте выигранной схватки Колин, вероятно, и решил попытаться догнать карету. Не в одиночку – взял с собой пятерых, у кого кони получше – но спутники безнадежно отстали. А Орлик, красавец и умница Орлик догнал! Выстрел в воздух из последнего заряженного пистолета – и старик-кучер покорно остановил карету. Никакой охраны – еще одна ошибка Лоу.
Колин подъехал, не слезая с коня распахнул дверцу. Худой унылый граф, зеленая от тряски графиня, две испуганные девочки и она – почти святая вдова почти святого Эгмонта.
Она и заговорила.
- Что вам угодно, сударь? – Ни тени страха. Окделлы не боятся.
- У меня приказ арестовать изменников. – На словах тессорий велел схватить старуху, девчонок и Лараков, главное – старуху; но в бумагах написано иначе.
Зеленоглазая герцогиня в венке из дубовых листьев. Призрак счастливого прошлого, когда все были живы. Она не стала старухой, просто сменила осеннюю корону на вдовье покрывало. У старух согбенная спина и тусклый взгляд, а Мирабелла Окделл царственна и надменна.
- Здесь нет изменников.
- Я вам верю, моя госпожа, - Колин четко (Манрик бы не придрался!) склонил голову. - Повелительница Скал не может лгать.
Карета продолжила путь, а своим он сказал, что не догнал, и повторил потом это тессорию. Манрик вслух пожаловался Создателю на окружающих его идиотов и заплатил вдвое меньше оговоренного: все-таки Колин вернулся из Надора не с пустыми руками.
Дом тессория он покинул, чудом разминувшись с гонцом о переходе Люра на сторону Ракана. Задержись он в дороге на два часа – отправился бы в Багерлее на пару с Лоу. А задержись на четыре, и они бы вместе поехали в Эпинэ. Думал ли об этом барон? О чем он вообще думает, глядя на человека, перечеркнувшего всю его жизнь? Ястреб говорит, что исход прошлой встречи для него приемлем. Колин отпустил герцогинь и Лараков – для Лоу это важнее? Это и есть вассальная верность? Жутковато.
- С чего ты взял, будто Уэйд догнал карету, но отпустил? – резко спросил Карваль. – Хорошая лошадь – не доказательство.
- Лошадь – это возможность, - рассудительно заметил Джереми, вновь не удержав маску тупого служаки. – И Люра потом при мне Ноксу говорил, что у Уэйда башка здорово варит. Манрик сына хотел на старшей дочери Эгмонта женить и хотел, чтоб она одна из всей семьи осталась. А Люра тоже хотел посвататься, и надеялся, что старуха на его стороне будет, после всего. Ну и с переходом на сторону Ракана это все хорошо совпало.
- Почему Люра решил перейти на сторону Ракана? – в который раз спросил Карваль.
- Не знаю. Не знаю, говорил ведь уже. К нему гоганы приезжали.
- Купили?
- Не знаю! Денег много привезли, но генерал все равно не хотел. Мы ж от тессория вернулись, когда уже все решено было.
- Тогда откуда знаешь?
- Уэйд Нокса спрашивал, тот его к Люра послал, а я под дверью сидел.
- Подслушивал?
- Я ординарец, ординарец я! Был. При Люра. А если приказ куда срочно везти надо? Где еще мне быть?!
Робер потер виски. Вдруг вспомнилась торговка лимонами из Агариса. Если эта тварь с Карвалем перебранку устроят, он в обоих чем-нибудь швырнет.
- Уэйд пришел к Люра, а ты сидел под дверью, - устало произнес Робер. – Дальше.
Джереми развел руками:
- Не знаю. Пока орали, мне слышно было, но там как раз про Нокса, что тот не знает. А потом они еще тихо разговаривали минут пять. Может, Люра чего Уэйду и сказал, потому что больше тот об этом не заговаривал. Так что вы Уэйда спрашивайте. Если кто и знает, так только он.
- Люра ценил Уэйда?
- Да, - уверенно ответил Джереми. – Говорил, что сам в молодости такой же был. Люра ведь своим умом и трудом до всего дослужился.
Рекомендация – хуже не придумаешь. До «перевязи Люра» мерзавец дослужился, и Уэйда то же самое ждет.
- А как в полку к любимчику генерала относились? – поинтересовался Карваль.
- Солдаты любили, офицеры уважали. У него характер легкий, на севере такие редкость. Не острослов, а вот… легко с ним.
У Уэйда – легкий характер?! Это Мишеля все любили, даже надорцы, а этот… ызарг барсинский.
- А как офицеры к его свежему дворянству отнеслись? – спросил Карваль.
- Так у большинства предки за Двадцатилетнюю дворянство получили. Тут по уму или у Уэйда дворянство тоже настоящее, или у их предков тоже не вполне. А дураков Люра не держал.
И то, как ловко они всем полком сбежали – лучшее тому подтверждение.
Неужели Лоу ради своих планов даже с главным виновником своего увечья сговорился? Что это за планы, ради которых он на такое готов? И чем ему помешал Штанцлер? Сам бы Дик никогда…
Штанцлер! Ызарг и Ястреб опытные твари и тщательно все подготовили, но дриксенского гуся убивали впопыхах, раз даже на Дика это дело свалили. Зачем бегущим из столицы мерзавцам убивать «старого больного человека»? А Уэйд за какими-то кошками обыскивал особняк и допрашивал слуг…
Лэйе Астрапэ, вот он, пусть не ключ, но путь к разгадке! Надо понять, почему убили Штанцлера!
Иноходец улыбнулся таракану. Тот побледнел.
- Говоришь, дураков Люра не держал. А докажи – если жить хочешь. Расскажи-ка мне, любезный, про Штанцлера.
Карваль недоверчиво скосился на Эпинэ. Да, генерал, нечасто ваш маршал вас опережает, но в этот раз Робер чувствовал, что действует правильно. Мы еще посмотрим, кто кого, господа ызарги, мы еще по-смотрим!
Графиня Савиньяк удивилась. Очень. И сама же себя за это удивление выругала: то, что она не думала о мэтре Капотте, не означало, что и мэтр позабыл фрейлин, которых обучал основам стихосложения. Арлетта велела провести просителя в бывшую приемную герцогини Эпинэ и – женщина есть женщина – поправила все еще черные волосы.
В том, что бывший ментор решил напомнить о себе приехавшей в столицу значительной персоне, ничего удивительного не было. Увы, значительная персона уродилась слишком несерьезной, чтобы оценить чувственные вирши, от которых таяли ее подруги, а потом появился Арно, и стало не до придуманных любовей. Арлетта знала, что ничего не жалевший для наследников Пьер-Луи выписал в Ариго бывшего ритора ее величества, и тот поехал: то ли понял, что академиком без августейшего покровительства не стать, то ли и впрямь искал сельского уединения. Позже Кара предлагала взять Капотту для близнецов, но Арлетта не хотела вспоминать о дворе Алисы. Она отказалась, сославшись на Арно, и едва не забыла сообщить ему об этом обстоятельстве. Когда муж приезжал домой, они напрочь забывали о делах, наверное потому, что случалось это редко. Реже, чем ей хотелось.
– Эрэа, я не могу выразить, как благодарен вам. – Высокий белоголовый старик отрешенно поклонился. Создатель, каким же он стал! Хотя и ты давно не смешливая юница в кудряшках. Забавно было бы взглянуть на себя глазами красавца в отставке. Или, вернее, печально, но способствовало бы смирению.
– Я очень рада вас видеть, мэтр Капотта. «Встреча с тенью весны золотой оживляет холодную осень». Видите, я еще не забыла ваших уроков. Но расскажите о себе. Я потеряла вас из виду, когда вы покинули Гайярэ.
И вспомнила о его существовании, только слушая о суде над Росио. Вспомнила и несказанно удивилась негаданной смелости. А мэтр не на шутку взволнован и смущен. Если он пришел за помощью, он ее получит, нет – тем более нельзя бросать его одного… А почему, собственно, одного? У красавца тоже может быть жена и дюжина внуков. Ну и что, что не сочетается с высокой поэзией? Зато уютно.
– Я давно вернулся в Олларию, эрэа. – Капотта вытащил из-за пазухи плоскую алую шкатулку и открыл. – Эрэа, я всегда много говорил. Я любил слушать свой голос, но в этот раз умоляю вас прочесть. Я должен был сделать это раньше… Если б я сделал это раньше, возможно, те, в кого я никогда не верил, пощадили бы тех, кто был мне дорог.
– Мэтр Капотта. Боюсь, я вас не вполне понимаю.
– Я написал всё… всё. Только прочтите!
– Хорошо, но вы сперва сядете.
– Что?..
– Прошу вас сесть, мэтр Капотта. Хотите шадди?
– Если можно. Я не спал три дня, я писал и писал. Я понял сразу, но потерял шесть бесценных дней прежде, чем решился, и только на седьмой… Я должен был успеть, опередить безжалостную руку, отразить губительный меч щитом покаяния. Но пойти на исповедь для меня невозможно. Я очень долго был безбожником и даже уверовав, страшной ценой уверовав, все равно не готов преклонить колени перед свечой… Видите, я опять говорю. Тот, кто всю жизнь проговорил, не остановится никогда, это – клеймо. Вы прочтете?
– Я обещала. Вы хотите, чтобы я сделала это при вас?
– Это не займет много времени. Исповедь принадлежит Создателю. Эта рукопись принадлежит вам. Употребите ее так, как сочтете нужным.
– Хорошо, я распоряжусь насчет шадди и начну читать.
«Я, Горацио Капотта, магистр описательных наук, находясь в здравом уме и твердой памяти, по своей воле сообщаю всем, кого это так или иначе касается, следующее.
В 356 году Круга Скал я по рекомендации декана факультета Высокой словесности господина Мурье был определен ко двору Ее Величества Алисы. В мои обязанности входили помощь в проведении поэтических состязаний и игр, которые часто устраивала Ее Величество, а также чтение лекций и проведение занятий по истории, изящной словесности и основам стихосложения.»
Какое торжественное начало! И слава Создателю: в злодействах так не признаются. А ведь он ее почти напугал.
«Я узнал о готовящейся свадьбе от слуг и почувствовал себя глубоко оскорбленным. Мои негодование и горе вылились в рондель. Я передал свое послание с подкупленным лакеем и получил ответ – Каролина назначила мне свидание. Мы встретились в условленном месте, и я обрушил на невесту графа Ариго множество упреков. Я совершенно обезумел, угрожая ей поочередно смертью, самоубийством и разоблачением нашей связи, которая была вполне невинна и ограничивалась перепиской и двумя поцелуями. Я настаивал на немедленном бегстве, а в итоге согласился на тайное венчание по эсператистскому обряду…»
Ох, Кара!.. Любительница высокой поэзии.
«Тем не менее моей женой в полном смысле этого слова она не стала. Я ждал Каролину в условленном месте всю ночь, но она не пришла. Утром младшая сестра Каролины передала мне ее письмо – моя тайная жена заверяла меня в своих чувствах и извещала о том, что мы не можем видеться, так как прибыли ее родители. Она просила меня ничего не предпринимать и ждать известий. Я ждал, пока не увидел ее в свадебном наряде рядом с графом Ариго. Была осень, шел холодный дождь, а я стоял у храма, где моя жена давала уже олларианскую клятву верности человеку, которого я еще не знал, но уже ненавидел.»
Нет, такие новости надо запивать не шадди, а касерой!
«После измены Каролины я написал двадцать семь посланий «К изменнице». Их переписывали и клали на музыку. Я надеялся, что хотя бы некоторые достигнут Ариго… Позднее она утверждала, что ею двигала любовь, мне кажется, что тогда это был страх. Страх разоблачения. Каролина решила откупиться от меня и, воспользовавшись тем, что граф Ариго отбыл в Торку, приехала в столицу. Мы встретились. Моя эсператистская жена предложила мне денег и должность в ее родной провинции. Я отказался, и Каролина предложила мне себя…»
Почему бывший ментор хочет, чтобы Арлетта это читала? Слава Создателю, он не явился с этим к Роберу или к Катарине!
«Его сын к тому времени уже покинул отчий дом и служил в гвардии. На мой взгляд, он вырос ограниченным, грубым и ординарным молодым человеком, не ценившим то прекрасное, что было создано человеческим гением, и помышлявшим лишь о военных развлечениях. Неопрятный, прожорливый и навязчивый, он был истинным сыном своего отца. Сперва мы с Каролиной произносили эти слова с горечью, позже – со страхом…
Мы поняли, что нужно что-то предпринять. В этот вечер мы поссорились впервые с того дня, когда я написал Каролине оскорбительное письмо. Утром моя жена сказала, что знает, кто нам поможет, и назвала имя графа Штанцлера, в то время еще не ставшего кансилльером. Я хорошо помнил этого вельможу, проводившего немало времени при дворе Ее Величества. У него была репутация человека отзывчивого и готового помочь всем, кто нуждался в его помощи. Я не думал, что Штанцлер сможет найти выход из нашего положения, но Каролина была о нем высокого мнения, и я не стал с ней спорить. Как ни странно, граф согласился нам помочь.
По его совету мы расстались. Каролина с мальчиками вернулась в Ариго, я остался в столице. При помощи Штанцлера мне удалось получить незначительное место в Академии, я надеялся, что ненадолго. Через полтора месяца меня разыскал наш покровитель и сообщил, что все уладилось: Жермон отправится в Торку, не повидавшись с отцом. Граф Штанцлер предупредил, что меня станут расспрашивать высокопоставленные лица и что мне следует выказать свою неосведомленность, но найти способ упомянуть о дурном самочувствии графа Ариго, вспышках необузданного гнева, которые имели место и в действительности, а также о том, что это случалось после получения писем из столицы. О наследнике графа мне не следовало говорить ничего, кроме правды, а именно – что юноша резок, неучтив, не склонен к наукам и дурно влияет на младших братьев. Мы проговорили более трех часов, обсуждая мои возможные показания и вспоминая нашу молодость.
Через два дня меня в самом деле вызвали в Канцелярию Его Величества, где я ответил на заданные мне вопросы. Они не стали для меня неожиданностью, и я видел, что мои ответы произвели на геренция благоприятное впечатление. Спустя неделю стало известно, что наследник графа Ариго по просьбе отца лишен наследства и титула и отправлен в Торку. Я почувствовал несказанное облегчение и стал ждать известий от моей жены, но их не было. Сперва я думал, что она опасается довериться бумаге, потом мое терпение истощилось, и я начал подозревать худшее. В конце концов я не выдержал и, отпросившись на службе, отправился в Гайярэ.
Мой приезд никого не удивил, а Иорама и Катарину обрадовал. Я узнал, что граф Ариго недавно скончался от сердечного расстройства, что он в конце жизни повредился рассудком и то, что нам казалось несдержанностью, было первыми проявлениями душевной болезни. Я остался в Гайярэ и находился там, пока мое присутствие было оправданно, после чего переехал в Олларию, купил дом и стал жить на выделенный мне новым графом Ариго пенсион.
Каролина почла за благо сохранить от детей тайну их рождения, которую ей пришлось защитить, пожертвовав старшим сыном. Покинув Гайярэ, я следил за судьбой своих сыновей и дочери, но виделся лишь с Иорамом, когда тот велел мне укрыть в моем доме некоторые предметы, и с Катариной-Леони, сообщившей о моем существовании его высокопреосвященству Левию и генералу Карвалю.
Я был правдив на суде, но не на исповеди, скрыв от Создателя и слуг Его то, что ныне доверяю бумаге. Я стар и одинок, мои сыновья и жена мертвы; то, что в молодости мне представлялось важным, оказалось тщетой и миражом. После Октавианской ночи, ставшей истинной причиной гибели моих сыновей, я понял, что за нами следит всесокрушающая и равнодушная сила, равно чуждая состраданию и пониманию того, что нами движет. Я в нее верую, но не могу ее любить, и мне поздно умолять ее о милосердии, но если то, что рассказывают эсператисты, хоть отчасти соответствует истине, я хочу облегчить положение моей жены, где бы сейчас ни находилась ее душа, по возможности исправив причиненное ею зло. Именно это желание и страх за жизнь дочери, ибо страшный удар, обрушившийся на храм в момент вознесения молитвы о здравии Ее Величества, лишил меня последних надежд на милосердие карающей длани, подвигли меня на это письмо. Я описал случившееся так подробно, как только мог, предвосхищая неизбежные вопросы и желая по возможности избегнуть повторного допроса. Теперь же последует главное, ради чего я взялся за перо.
Я, Горацио Капотта, свидетельствую, что Жермон Ариго не совершил никаких преступлений, навлекших на него гнев отца, но пал жертвой подделанного графом Штанцлером письма и лжесвидетельства своей матери, ее сестры Маргариты и моего. Я свидетельствую, что покойный граф Пьер-Луи Ариго не знал и не мог знать ничего, порочащего сына, и что он не писал никаких писем, кроме вызывавших сына в Гайярэ, а его обращенный в адрес наследника гнев, о котором упоминали непредвзятые свидетели, был вызван якобы нежеланием Жермона покинуть столицу и усилен соответствующими лекарствами. Я готов в любой форме подтвердить вышесказанное пред лицом власти как светской, так и духовной и согласен понести любое наказание за соучастие в клевете и мошенничестве.
Написано в 7-9 дни Летних Скал 400 года Круга Скал в городе Олларии.
Подписано Горацио Капотта».
Арно бы пожалел человека, потерявшего почти всех, кого любил, и решившегося заговорить не ради себя, а ради оклеветавшей собственного сына дряни. Графиня Савиньяк была из другого теста. Мужчину она не жалела, женщину ненавидела как никого и никогда раньше. Единственной, кого Арлетте стало жаль до несвойственных ей слез, была Катарина, в одночасье ставшая понятной. Окажись Арлетта дочерью турухтана и гиены, она бы тоже боролась сразу за себя и за родных. Ненавидя, презирая, но боролась бы. Одна против всех. Совсем одна.
Нет, больше Катарина одна не будет!
– Этого должно быть довольно. – Голос, от которого сорок с лишним лет назад таяли девицы, дрогнул. – Пятно с имени Жермона Ариго будет снято.
– Оно и так снято, – окрысилась графиня. – Торкой. Только дело не кончилось клеветой, в которой вы поучаствовали.
– Я больше ни о чем не знаю!
– Не знаете, потому что боялись знать, но вы умны. Трусливы и высокомерны до подлости, но в сообразительности вам не откажешь. Вы не могли не понимать, что ссылка Жермона продлится до первого затишья в Торке, когда Арно… или кто-либо другой навестит Гайярэ. Пьера-Луи убили. Вы не можете этого не понимать. Мало того, вам это не понравилось до такой степени, что вы оставили Каролину, как только это стало возможно.
– Сударыня, мои домыслы не могут служить доказательствами! Как и ваши. Если бы в смерти графа… В смерти графа Ариго никого не обвинили. Не было даже слухов, какой смысл будоражить прошлое?
– Это решать не вам. – Жаль, Штанцлер уже подох, очень жаль. Вечно эти Окделлы все портят. – Кто отравил Магдалу Эпинэ? Штанцлер или Каролина?
– Но…
– Каролина. Я так и думала. Гусак сам не делал ничего.
– Это не Каролина!.. Магдала умерла, вот и все… Быстрый рост… Сердце не справилось…
– С чего бы такая осведомленность о недугах девицы Эпинэ?
– Я говорил со знакомым лекарем… Я боялся за Леони! Она росла такой хрупкой, вот я….
– Вам в самом деле стоило бояться за дочь. И в том, что ваша подлость и Штанцлер ее не сожрали, вашей заслуги нет. И даже сейчас… Зачем вы написали о Катарине?!
– Потому что хочу ее спасти! Вас не было в Нохе. Я должен был написать всю правду, абсолютно всю, иначе не поможет. Я доверяюсь вашей чести.
– Вот как вы теперь запели!.. турухтан.
– Моя госпожа!..
– Мой муж был бы вам благодарен. Я не удивлюсь, если вам будет благодарен и Жермон. С грубыми военными такое случается, но я до отъезда вас видеть не желаю. И я вас не выпущу. Удрать… к Каролине вам тоже не удастся, даже не думайте.
Он пытался что-то говорить, но Арлетта, глядя на оставшуюся от Жозины чернильницу с леопардом, уже трясла колокольчик. Мэтр Капотта все лепетал, когда явился дежурный теньент – мальчишка с обвязанной головой. Еще один грубый и, без сомнения, прожорливый вояка, не способный воспарить к высотам человеческой мысли!
– Сударыня, шадди сейчас будет.
– Подадите позже, – холодно распорядилась вдова и мать маршалов, – и в другую комнату. Мэтр Капотта с должным сопровождением отправится в Савиньяк, а пока останется здесь. В этом доме. Пусть он ни в чем не нуждается. Если ему понадобится бумага или книги, дайте, но отпускать его нельзя. Никуда и ни под каким предлогом.
– Сударыня, – мальчишка щелкнул каблуками. – Сударь, прошу вас.
Мэтр Капотта поднялся, поклонился и вышел. По тщательно выбритой щеке катилась слеза. Несчастненький… Арлетта вскочила и закружила по комнате, как угодивший в клетку пресловутый леопард. С мыслями было худо, с яростью – лучше не придумаешь. Графиня металась между окном и дверью, повторяя намертво засевшую в голове фразу.
«Дурно влияет на младших братьев…» Во дворе превращенного в казарму дома офицер говорит с двумя горожанами, солдаты разгружают повозку, рядом крутится собака и трое котов.
«Дурно влияет на младших братьев…» Обивку не перетягивали лет двадцать, на побуревших стенах открывшимися ранами алеют пятна – Робер снял портреты своих мертвецов.
«Дурно влияет на младших братьев…» Жозина думала, что брат повредился рассудком, Арно с ней соглашался, а Пьер-Луи с ума не сходил. Он медленно умирал среди убийц и ждал сына, а сын дрался с дриксенцами в надежде доказать всем и отцу, что он не мерзавец… Как же надо понять «грубого и ограниченного» мальчишку, чтобы не сомневаться – этот не помчится просить прощения за то, чего не делал. А если бы Жермон все же приехал? Если б его притащил к отцу кто-то из друзей Пьера-Луи, хотя все они были слишком «грубы», чтобы торчать в столице во время войны. Разве что наездами… Штанцлер выбрал время, когда Жермон остался один, они умеют выбирать время, эти…
Арлетта никогда не била посуду, не каталась по полу, колотя по нему кулаками, но сейчас была к этому позорно близка. И все-таки она удержалась. Вернулась за стол, провела пальцем по прохладной бронзовой спине. Когда-нибудь она напишет о леопардах, гиене и турухтане. Наверное…
«Дурно влияет на младших братьев…» Графиня Савиньяк собралась с силами и вновь нырнула в признание. Она перечитала его дважды и долго смотрела на красно-пегую стену, потом схватила перо и стремительно вывела первые строки. Арлетта, как и всегда, писала сразу, не отвлекаясь и не перебирая слова.
«Жермон, славный мой! Не знаю, обрадуют тебя эти вести или огорчат. Еще больше не знаю, что ты станешь испытывать к принесшему их человеку – отвращение или благодарность. Очень боюсь, что благодарность, но тут уж ничего не поделать. Ты, как и мои младшие, слишком не веришь в мерзость, хотя я сейчас особенно пристрастна, потому что оказалась даже легковернее своего мужа. Арно не распознал предателя и убийцу в Карле Борне, я – в его сестре, которая зашла дальше брата. Твоя мать тебя предала и убила твоего отца, скрывая свою измену. Это так же верно, как то, что твой отец тебя любил, тобой гордился и на тебя надеялся до последнего своего дня…»
И ни слова о королеве. Леворукий и все его кошки, ни слова о вдовствующей королеве-матери Катарине-Леони Оллар.
Внук Джима Меркера все-таки раздобыл вишневую наливку, так что ужин, несмотря на новости и поменявшиеся планы, прошел весело. Но за все надо платить, вот только – можно ли назвать это платой?
Болеутоляющее с вином мешать нельзя, об этом мэтр Бронсан говорил особо, а значит, сегодня будет ночь без сна. Ночь без снов – и это очень хорошо. Полгода ему снилась рушащаяся башня, но сегодня, он уверен, было бы как последние семь лет: Ренкваха. Родные края, ставшие кошмаром. Часы складывались в дни, а они все кружили по болоту, не узнавая давно знакомых мест. А когда им все же удалось вырваться… Будто вчера это было.
Разом постаревший дядя протягивает распечатанное письмо:
- Тебе. От Эгмонта. Прости, что вскрыл: тебя не было, а я надеялся, вдруг зацепка какая… Здесь кошки знают что творилось. Эгмонт и сразу Гвидо, Оливер, Морис со всеми сыновьями.
- Алан Робера нашел, - запоздало сообщил Эд. – Может, выживет.
- Ну, хоть что-то.
Буквы прыгали перед глазами, не желая складываться в слова.
- Про Кавендиша слышал?
Что Брэдфорд сбежал и из-за этого Эпинэ полезли в трясину? Эд аккуратно положил письмо на стол – позже прочтет, торопиться поздно.
- Слышал, но это ведь… Этого не может быть. Я таких храбрецов… - Эд запнулся.
- Все мы храбры до поры до времени, - сухо произнес дядя. – Линия – забава пресыщенных щенков, но в жизни тоже так бывает, и тогда это совсем другое дело. Есть ты, судьба и линия, с которой нельзя сойти. Я к чему веду: кто победит – от многого зависит, но не сойти с линии – зависит только от нас самих. Запомни, сынок, потом поймешь.
Питер Лоу остался храбрым до конца – иначе не было бы смысла допрашивать Эда. И новый барон, оставшийся последним из Ястребов, не понимая смысла вопросов, просто молчал. И благодарил Создателя, что Мирабеллы и девочек там не было.
Иногда это казалось ему расплатой за Ренкваху. А насмешница-судьба вновь свела с Уэйдом. Дидериха сто лет кряду ругают за пристрастие к невероятным поворотам, а такое и в жизни бывает, хоть «Пасынков Талига» перечитывай – для подготовки к дальнейшему. Если классик прав, теперь возможны два варианта: либо они с Уэйдом друг друга убьют, либо станут лучшими друзьями, а потом все равно друг друга убьют – но с разрывающим душу страданием. И все зрители будут плакать.
Когда в дверь комнаты постучали, Эд был совершенно уверен, что это Уэйд. Почти угадал: Аби. За ее спиной – хвала Создателю! – маячил Чард, охранник и дуэнья в одном лице.
- Что случилось, эрэа? – резко спросил Эд.
Аби беспомощно улыбнулась:
- У вас свет горел, и я подумала… Простите, эр Эдвард, я не подумала.
- Что-то случилось? – гораздо мягче повторил Эд. Говорить через порог – нехорошо, но пригласить сестру полковника в комнату невозможно. По-хорошему, любой разговор надо отложить до завтра, во время движения отряда несложно будет устроить разговор при свидетелях, но без слушателей. Надо бы, но на душе закатные кошки скребутся, а Аби одна из немногих, кому удавалось их прогнать.
Девушка покачала головой:
- Нет, ничего! Правильно монсеньор говорит, меньше Дидериха читать надо. – Ричард еще и такое говорит? – Мысли весь вечер тяжелые, будто случилось что-то. Вот и подумалось, что это из-за того, что я чего-то не знаю. А ничего не случилось?
- Насколько я знаю…
- Белла? – А вот и старший брат. Кто там что про Дидериха говорил? Но какой-то этот брат недостаточно злой для подобной сцены. Хотя: какая сцена? Коридор, Чард.
- Доброй ночи, господин полковник.
- Не спится, господин барон? – почти дружелюбно. Тоже что-то гадкое весь вечер вспоминал? – Спасибо за службу, Чард. Идите отдыхать.
А может, просто не хочет ругаться с сестрой при подчиненном.
- Слушаюсь полковника.
Чард исчез. Ну как исчез: утопал.
- Господин барон, вы не против, если мы с сестрой к вам зайдем?
Аби удивленно воззрилась на брата, а потом насупилась не хуже Повелителя Скал. Боится, что ее сейчас вдвоем воспитывать начнут? Стоило бы, но Лоу друзей в беде не бросают.
- Прошу.
UPD 27.08.15 читать дальше
Комната так мала, что единственная свеча хорошо ее освещает, всей мебели – узкая кровать, сундук с горбатой крышкой да стул с приделанной к спинке ястребиной дугой. Разбуженная неурочной людской суетой Дорита шумно взмахнула крыльями, огляделась, ругнулась, переступила лапами и снова затихла.
Пока Уэйд осматривался, Аби без тени сомнения выбрала стул. Ее уверенность, что ястреб не причинит вреда, иногда Эда пугала: сам он, по меткому выражению Ходжа, часто «водил дружбу» с дикими птицами, прилетавшими и улетавшими по собственному желанию, но всегда помнил о клюве и когтях. Уэйд, вздохнув, пристроился на сундуке; Эд сел на кровати.
Разговор выученик Люра начал неожиданно издали:
- Давно спросить хочу, да всё к слову не приходится. Откуда у вас эта птица?
- Прилетела, - пожал плечами Эд. – Дорита – птица вольная: хочет – остается, расхочет – улетит.
- Так уже было?
- С другими птицами? Да.
- Вы верите, что вы родня?
- Дориту кузиной точно не считаю, - принужденно рассмеялся Эд.
- И давно она у вас?
- Вы задали уже столько вопросов, что, позвольте, и я спрошу. Зачем вам это?
- Старую Барсину не могу из головы выкинуть, - развел руками Уэйд. - Кто нас тогда от Эчеверрии спас: конь или ястреб, ястреб или конь?
Так про Дориту – не странное вступление, а самая что ни на есть суть разговора?
- Создатель помог воинству, спешащему на помощь Святому городу, - выдал Эд давно придуманное объяснение.
- Я обязательно приму ваши слова на вооружение, но кто был проводником силы?
Неудобный вопрос, но в Агарисе еще и не такое спросят. «Воля Его превыше людского разумения» – любят отвечать церковники и очень не любят, когда так отвечают им.
- Вы ведь слышали про герцога Эпинэ и Осеннюю охоту? У него конь самый обыкновенный.
- То есть, о коне герцога Окделла вы такого сказать не можете?
Эд вспомнил госпожу Тишь. Четыре косы, обветренное лицо, привычные к труду руки – обычная крестьянка. Может, и не добрая эсператистка, но всяко не закатная тварь.
- Полумориски встречаются гораздо чаще чистокровных надорцев. Собственно, раньше я думал, что таких, как Север, вообще не осталось, но в лесах Надора многое может потеряться и многое может найтись. К слову, ваш буланый очень на Севера похож.
- Скелет короткохвостый, - буркнул «счастливый» владелец.
- Шестилетка. Дайте ему пару лет, надорцы поздно взрослеют. А грива с хвостом для коня не главное.
Уэйд скептически хмыкнул, но если бы всерьез был недоволен Стрижом, уже сменял бы.
- Допустим, лошадь ничем, кроме породы, не выделяется. А ястреб?
- Дорита самая обычная птица, - вмешалась в разговор Аби. – Рядом с «Озерной девой» дворцовый парк, а в парке для развлечения дам держат голубей. А где дичь, там и охотник – так господин Жуанвиль сказал.
- Так Дорита – птица Жуанвиля? – уточнил Уэйд, впервые на памяти Эда не скривившись при упоминании трактирного прошлого сестры. Доверяет контрабандисту больше, чем старой знати?
- До моего появления он ее не видел, - ответил Эд. – Дорита прилетела ко мне, и я абсолютно уверен, что ничего мистического в ней нет. Как я уже говорил, это далеко не первая моя… спутница. Некоторые из ее предшественниц сопровождали меня в Агарис, где вызвали подобный вашему интерес у ордена Чистоты. Так что о том, что это самые обычные дикие птицы, у меня есть самое авторитетное заключение, какое вообще может быть. – Похожий на крысу «агнец» едва не поплатился глазом за вырванное у надменной красавицы Султаны перо, но вердикт вынес однозначный: тварь, сотворенная Ожидаемым, и не более того.
- Не скрою, что рад это слышать.
- Вас просили спросить о Дорите?
- Да.
Приятно все-таки иметь дело с человеком, который не лжет без необходимости: когда концы с концами не сойдутся, это будет что-то значить. Эда учили считать, что успешные лжецы почти не лгут, а самые успешные не лгут никогда, но Каролина Борн в борьбе за поэтичность бытия окружила себя таким частоколом нелепых выдумок и явных недомолвок, что многоопытные заговорщики не разглядели за ним убийцу.
- И все же мне хотелось бы узнать историю вашего знакомства с этой эрэа, - Уэйд указал то ли на сестру, то ли на Дориту, и устроился поудобнее, будто на спинку кресла откинувшись на дощатую стену.
- Если вы ждете повествования в духе жития святой Элисон, то напрасно. Лоу и ястребы – это как Эпинэ и лошади: хорошо, но по-человечески хорошо, без мистики.
- Поверьте, я такому только рад. Так вы расскажите?
Да он просто уходить не хочет! Не хочет идти в свою комнату, где будет до утра один? У него есть сестра, но его закатных кошек Аби, похоже, не пугает.
Можно сказать «в другой раз», сослаться на усталость – и тоже остаться одному. А можно рассказать.
- Вы напрасно отпустили Чарда – он мог бы приготовить шадди.
- У меня в комнате есть бутылка «Дурной слезы». Думаю, для вечера воспоминаний больше подойдет вино.
Что будет наутро с головой после обманчиво-легкой «Слезы» поверх крепкой домашней наливки, даже думать не хотелось, но у Уэйда и впрямь дурной вечер, если запивать его надо лучшим из кэналлийских вин.
А с Вороном они, помнится, пили «Черную кровь» – на брудершафт под перепуганными взглядами близнецов Савиньяков. «Черная кровь» поверх дрянного трактирного гидора поверх письма Эгмонта поверх Ренквахи… Что же он тогда спьяну Алве наговорил, что тот сперва сам его на дуэль вызвал, а потом еще и не убил?
- Я сейчас мигом принесу, - подчеркнуто оживленно объявила Аби, возвращая Эда в настоящее. – А кружки я внизу на полке видела.
- А вам, эрэа, спать давно пора, - назидательно изрек старший брат.
- Ну Колинет! – Аби молитвенно сложила руки, выражением лица став похожей на умильных ангелочков с олларианских икон. – Ты же сам отпустил Чарда, ты не можешь оставить меня одну, без охраны, в чужом доме! – продолжила она, мигом превратившись в настырную девчонку, полгода донимавшую Эда рассказами о том, как мечтает увидеть королевский дворец.
- Арабелла! – укоризненно протянул старший брат.
- А вдруг эр Эдвард какие-нибудь подробности забыл? А у меня память очень хорошая! Хочешь, «Пасынков Талига» с любого места?
- Спасибо, не хочу. И ты пить не будешь.
- Как скажешь. – Сама покорность!
Вьет из братца веревки и совершенно того не стесняется. Маленькая Айри была в точности такой же, и на нее точно так же невозможно было сердиться.
Айрис выросла и пошла против брата, и этого уже не исправить. Только и остается надеяться, что хотя бы с Мирабеллой успела помириться.
- Это вы ее разбаловали, - обвинил Эда Уэйд, едва ли подозревающий, как ему на самом деле повезло.
- Обычно я такого не говорю, но в данном случае сделаю исключение: вы первый начали. Возможно, вам стоит составить сестре компанию? Шутки шутками, но мы действительно в чужом доме.
- Вы правы. С вашего позволения, я возьму вашу свечу: ту, что была в коридоре, унес Чард.
- Тогда, может, я здесь посижу? – предложила Аби. – Нелепо вдвоем за одной бутылкой ходить.
- Приличия, эрэа, - строго напомнил Эд. Пусть привыкает, в Агарисе правила куда строже, чем в Талиге.
Аби душераздирающе вздохнула, но спорить не стала. Брат церемонно подставил сестре локоть и Уэйды изящно – насколько позволил узкий дверной проем – вышли вон.
Без свечи комната потонула в темноте, было видно лишь розово-желтый квадрат окна и его серый отпечаток на полу. Эд внимательно вслушивался в доносящиеся из коридора звуки. Вот шаги отдаляются, вот почти совсем не слышны – комната Уэйда за поворотом коридора, первая возле лестницы. Скрипучий звук двери и тишина. Снова дверь. А это сухое поскрипывание – лестница. И опять тишина.
Глаза постепенно привыкают к скудному свету догорающего заката, видно уже и приоткрытую дверь, и спящую птицу. В доме тихо-тихо. Все остальные спокойно спят, и только их троих мучает бессердечная тварь память?
«Волны помнят, а Скалы знают» говорили встарь. «Скалы знают» четыреста лет было девизом Лоу. Судя по Валентину Придду, Волны помнят до сих пор. Эгмонт что-то знал, но не успел рассказать сыну.
Тишина оглушает. Хоть Дориту буди, и не жалко, если вцепится в руку – зато шуму будет на весь дом.
Скрип лестницы, хвала Создателю. И вот уже идут обратно, о чем-то переговариваясь, и льется в дверной проем живой свет свечи. Останавливаются, не доходя до комнаты Эда. Решили Ричарда четвертым позвать? Старый надорский обычай – пережидать черные ночи вместе. Скрип двери. Вскрик, грохот.
Ричард?!
Эд не помнил, как выскочил в коридор, и едва не столкнулся с вылетевшим из комнаты герцога Уэйдом.
- Окделл ранен. Белла просит, чтобы вы ваши лекарства принесли. Я за врачом.
Леворукий и все его кошки!
После яркого света свечи в комнате казалось темно, как в погребе; тинктуры пришлось искать на ощупь. Руки дрожали, мысли летели вскачь. Эд постарался успокоиться: ранен – не убит. Ранен – не убит!
Но как?! Он же не спал, он бы услышал!
Новый грохот и памятные по «Озерной деве» ругательства. Аби испугана – значит, ему тем более нужно быть спокойным.
Ранен – не убит.
Дверь в комнату Ричарда была распахнута, сам он лежал на кровати без сознания, лицо белее наволочки. Дыхание частое, но хотя бы без сбоев. Аби выхватила из рук футляр с лекарствами, начала перебирать склянки. В комнате запахло чем-то горьким. Или запах был с самого начала?
- Где рана? – с деланным спокойствием спросил Эд.
- Запястье, - нервно ответила Аби. – Старая рана, в день отъезда из Олларии, помните?
Та царапина?
- От нее и прошлый раз было много крови, - отметил Эд. Вот только прошлый раз Ричард сознание не терял. Эд поднял безвольную руку: совсем ледяная. Для такой ерундовой раны крови слишком много, но вообще нечего страшного, от подобного не умирают. – Где он тогда поранился?
- Монсеньор говорил, что, наверное, зацепился за что-то, когда мы из дворца уходили. Мы бежали почти.
Дворец за последние месяцы два раза впопыхах перелицовывали – под Раканов и обратно, – после такого вполне мог где не надо гвоздь торчать или просто зазубрина остаться.
Эд опять вгляделся в рану. Ни припухлости, ни красноты, чистый порез в виде кривой загогулины. На яд не похоже. Но почему опять открылась, хотя должна была давно зажить? И почему у мальчишки вид, будто из него две пинты крови выпустили?
- Эр Эдвард, к свету поверните.
Аби прижала к ранке клок смоченной лекарством корпии, примотала носовым платком.
- Больше ран нет, это я первым делом посмотрела. Шнуровку на вороте распустила, но монсеньор и сразу не задыхался, и крови не столько потерял, чтобы… Колин его когда с пола на кровать перекладывал, он будто кукла тряпичная, даже не застонал. Что делать?!
- Давай дождемся врача. Вы его на полу нашли? – Пусть рассказывает, и ей спокойнее будет, и ему.
- Да. У монсеньора свет в комнате горел, и я предложила его тоже позвать, а когда монсеньор Колину не отозвался, мне вдруг страшно стало и я дверь толкнула. А здесь же засовов нет нигде. Он у окна лежал. – Эд против воли повернулся к окну. Закрыто, и открыть такую раму невозможно. Место, где упал Ричард, отмечало пятно крови. Рядом валялся кверху ножками стул – вот чем они тут грохотали. Сперва, должно быть, его Уэйд сшиб, а потом Аби об уже опрокинутый запнулась. – Я же чувствовала, что что-то случится, – жалобно добавила девушка, – и Дориты нет.
- Спит Дорита, ястребы по ночам не летают.
- Вот и монсеньор так сказал, что раз во сне Дорита ночью прилетела, то это просто сон, который не стоит помнить. А я забыть не могу. Он не умрет?
Эд сжал Аби за плечо, чуть тряхнул.
- Все будет хорошо. Что за сон? Расскажи, чтоб не сбылся.
- Он уже сбывается. Чувствуете: лилиями пахнет? Я это еще под дверью почувствовала, потому и испугалась. Мне и монсеньору сон недавно приснился одинаковый. Она сказала, что для монсеньора смерть пахнет лилиями.
Так вот что это за запах: водяные лилии!
- Кто она? – спросил Эд, больше всего боясь услышать в ответ «королева».
- Зверь с шестью лапами, с длинными волосами. Она песню пела красивую. И сама была красивая очень. Я чувствую, что она предупредить хотела. Может, она и о том, как монсеньора спасти, рассказала, только я не поняла или забыла. А она сказала, что это подарок.
- Что за подарок? – спросил Эд, не в силах прервать бредовый разговор, от которого у него мороз шел по коже. Дик дышал, это главное сейчас.
Где Уэйда с врачом кошки носят? Да и какой в этой глуши врач? Пожилой сержант, пользовавший полковых лошадей, или деревенская повитуха?
- Она сказала, что монсеньору подарок – предупреждение про лилии, а мне… Это песня, наверное. «Когда настанет горький час, танцуй с весной, пой для лета, а зиму пои кровью». Вы слышали такую песню?
- Нет. – Дышать становилось тяжело. Здесь что, флакон духов разлили? А запах – будто от живых цветов, вода и горечь. Распахнуть бы окно, но эту раму нельзя открыть, а выбить – ему сил не хватит. – У Иссерциала были похожие строки: «Лето танцует, Весна поет». Там по пьесе какой-то обряд абвениатский.
- А про зиму и кровь?
- Не помню. Иссерциалом нас в Лаик не слишком донимали. – Ментор полагал, что великий гальтарец достоин лучшей участи, нежели быть пугалом унаров.
«Зиму пои кровью». Зима – это Скалы. Эгмонт как-то рассказывал, что его предков обвиняли в жертвоприношениях. Когда Церковь воевала с эориями, в чем только их не обвиняли, но кровавые жертвы, если верить Эгмонту, приписывали только потомкам Лита.
Если сын Эгмонта сейчас умрет, лучше в Закате гореть, лишь бы с эром не встречаться.
На столе горели четыре свечи – значит, и у Ричарда вечер был скверный, раз даже четверной заговор вспомнил. Рядом стояла бутылка кэналлийского – Уэйд поставил ее надежно, в самый центр стола, чтобы не столкнули невзначай. Действительно «Дурная слеза». И год, судя по знаку на пробке, очень хороший.
«Слезы», «Кровь» – ну и фантазия у южан. То ли дело в Надоре…
В Надоре – в сказках кормилицы – героя, родившегося хилым, обязательно поили кровью вепрей, медведей или волков, и он вырастал могучим силачом. Ментор в Лаик считал, что в деревенских сказках уцелело то, что вымарали из летописей по приказу Эрнани Святого. Работами мэтра интересовался Капуль-Гизайль, но любитель морискилл иногда очень странными вещами интересовался.
«Пои Зиму кровью». Но где взять посреди ночи медведя или волка? Здесь только ястреб, но не Дориту же…
Вепрь и Ястреб.
Эд действовал быстро, чтобы не передумать. Было страшно, как никогда в жизни, но врач всё не идет, а время уходит. Кинжал Ричарда, как и положено в чужом доме, лежал под подушкой. Боли от пореза Эд не почувствовал. Кровь при свете свечей показалась черной.
Эд глубоко вздохнул и прижал порез к губам Повелителя Скал. Тяжело бухало сердце, отсчитывая время. Ничего. Эд отнял руку, сам не понимая, что испытывает: разочарование или облегчение.
Опустошенность – вот верное слово.
А потом Дик открыл глаза.
- Слава Создателю! – это Аби.
Ричард приподнялся, опираясь на раненую руку – там ведь царапина совсем, даже и не болит, наверное. Аби кинулась помогать, но он ее с легкостью отстранил – что здоровому… кабанчику юная девушка. А он здоров. Вот и румянец на щеки вернулся, только взгляд еще плывет.
Повелитель Скал облизнул окровавленные губы, и сердце Эда оборвалось. Но это все может быть простым совпадением!
- Никому не говорите, - попросил он.
- Никому, - истово подтвердила Аби.
- Что случилось? – хрипло спросил герцог.
- Вам дурно стало, - ответил Эд. – Сейчас врача спровадим и будем кэналлийское пить.
Ричард кивнул.
- У вас кровь, эр Эдвард.
- Порезался, когда шнуровку разрезал. – Эд подцепил все еще зажатым в правой руке кинжалом ворот герцогской рубахи и резанул чуть не до пояса. Ричард даже не вздрогнул – доверяет. Ткань распахнулась, и Эд подавился воздухом.
- Его бы снять лучше, - озабоченно посоветовала Аби.
Ричард уставился себе на грудь.
- Святой Алан!
Эд не раз видел у Эгмонта знак главы Великого Дома и сразу его узнал, хотя сейчас старинный серебряный медальон больше походил на обмылок, будто засохшей пеной покрытый крошащимся белым налетом. Что способно так разъесть серебро? И это «что-то» не тронуло цепочку, а ведь она тоже старая, ей круга два, не меньше.
А по Надору ходят слухи о падении Дома Скал в день Летнего Излома…
Полуденное бдение. Ощущение бездны под ногами.
Но ведь тогда обошлось!
Снизу послышался топот. Эд положил кинжал на стол, снял с герцога рассыпающийся медальон и сунул за пазуху.
- Никому не говорите, - тихо приказал он. – Слышите, оба? Никому не говорите, ни единой живой душе.
Со стихией сражаться нельзя, со всем остальным можно. Сны и пророчества – не обвал, не сель и не землетрясение. С ними сражаться можно. Просто надо узнать, как.
Для обзоров
Фэндом: Отблески Этерны
Категория: Джен
Рейтинг: PG-13
Размер: Макси
Жанр: АУ
Статус: В процессе
Дисклеймер: Прав не имею, выгоды не извлекаю
Аннотация: Ричард бросился на Катарину с кинжалом - но не убил. Что будет дальше, при условии, что дело происходит в альтернативной окделлоцентричной Кэртиане, где у литтэнов есть головы, а у восстания Эгмонта - причины? Люди Чести всегда бегут в Агарис...
Примечание к одиннадцатой главе: сцена с Арлеттой - канон с поправкой на живую Катарину
читать дальше
Глава 11
Дорак. Оллария
400 год К.С. 9-ый день Летних Скал
1
Дорак. Оллария
400 год К.С. 9-ый день Летних Скал
1
В Дораке поспели первые вишни. Тондер слагал оды обещанному на обед пирогу, капитан Меркер костерил недальновидных крестьян, прикончивших все запасы наливки в преддверии нового урожая. Мон-Нуар позади, впереди Агария. А пока маленькая армия остановилась в живописной деревушке среди вишневых садов, загрузив работой кузнецов хорны на три вокруг. В этой части графства было до того тихо, что успокоенный донесениями разведки Колин не возражал, когда Дик попросился с разъездом, и сам предложил взять с собой Арабеллу. И теперь вороная мориска и белый надорец чинно трусили вдоль сонной Каделы. Заслуженный отдых перед последним рывком. Через неделю они будут в Агарисе.
Странно, но вспоминалась не прошлогодняя дорога в Святой город и даже не знаменитые битвы Двадцатилетней войны, а возвращение в Олларию из Варасты. С победой. Общей, как ему тогда казалось.
О чем он думал тогда – все развеялось сном. А сны Повелителю Скал снились все удивительней.
Дик тяжело вздохнул.
- Монсеньор? – встревожилась Арабелла.
Нельзя допустить, чтобы девушка решила, будто полковник навязал герцогу Окделлу компанию сестры. Рассказать сон? От остального отряда они немного отстали – как раз достаточно, чтобы никто не услышал их разговор. А рассказанные сны отпускают и не сбываются. Только не стоит говорить Арабелле, что она ему тоже снилась – обоим будет неловко.
- Мне недавно приснился странный сон, - решившись, произнес Дик. – Приснилось, будто ночью я услышал пение, а когда нашел в темноте певца, им оказался говорящий шестилапый зверь.
- На берегу ручья, - неожиданно добавила Арабелла. – И волосы у неё были очень длинные.
- И вы их расчесывали, - закончил Дик. – Вам тоже снился такой сон?
- Когда блуждающую башню видели, в ночь после этого, - с легкой улыбкой подтвердила девушка. – Во сне еще Дорита была. И песня очень красивая. – Арабелла нахмурилась: – Я думала, это просто сон, что такое только присниться может, но если и вы тоже…
- Сны снятся под воздействием случившегося, - рассудительно произнес Дик, - а мы с вами в тот день сперва на закате башню видели, а потом допоздна слушали про нее истории. Вот и приснилась нам одинаковая страшная сказка.
- Вы уверены, монсеньор? Я обычно сны забываю тут же, а этот во всех подробностях помню. Все таким настоящим было.
- Совершенно уверен. Ястребы – дневные птицы и по ночам не летают. А сны иногда такими реальными кажутся, что просто жуть.
- Этот сон не был жутким, - неуверенно возразила Арабелла. – Мне кажется, тот зверь хотел вам помочь, предупредить.
Дик вспомнил зубастую, пахнущую падалью тварь. Знаем мы таких помощников. И советчиков таких знаем. Да это же Штанцлер ему приснился! Точно Штанцлер! Арабелла – добрая душа, как назвал ее Дик в своем сне, – поверила сладкоголосой дряни, а вот Повелитель Скал теперь способен разглядеть истинное обличие, и лживые слова его больше не обманут!
Правильно советовал магистр Шабли: если в мыслях сумятица, надо проговорить их доверенному другу или записать. Надо и сон про пещеру так же рассказать! Но не Арабелле, конечно, а Эдварду: даже если про клятву пропустить, все равно не следует юной девушке о таких, как Катарина, слушать. Поэтому сразу по возвращении Дик отправился искать барона. Тот оказался не один.
- Хорошо, что вы вернулись, - сказал вместо приветствия Колин. Склонившийся над картой Эдвард только головой кивнул.
- Что-то случилось? – встревожился Дик. Буквально два часа назад полковник был всем доволен, а теперь они с бароном оба мрачнее тучи.
- Алва взял Бордон, - ответил Эдвард.
- Как вы и ожидали, - заметил Дик, все еще не понимая, что такого случилось.
- Ожидать – ожидали, но не так быстро, - вздохнул Колин. – Хуже всего, что неизвестно, куда он двинется дальше.
- Планы меняются? – предположил Дик, подсаживаясь к столу.
- Да. Если он вдруг вспомнит, что обещал помощь фок Варзов, то идти вдоль Южного тракта, как мы хотели, чревато неприятной встречей. Для нас неприятной. Савиньяк, конечно, счастлив будет.
- Значит, через Алат?
- Черную Алати, - уточнил Колин, – там малолюднее. И дальше вдоль Алатского тракта через Агарию.
- Антоний наверняка уже заключил союз с Талигом. Впрочем, как и герцог Альберт, - мрачно заметил Эдвард.
- Вам не нравится мой план.
- Но лучшего я предложить не могу. Могу лишь повторить за вами: против Алвы у нас шансов нет, разве что помолиться.
- С армией мы точно сумеем разминуться, а против "летучих" отрядов у нас будет такое численное превосходство, что даже Алва ничего не сможет сделать.
- А уж как в численном превосходстве Адгемар уверен был! – едко произнес Эдвард.
- Излишняя уверенность суть грех невежества, - назидательно ответил Колин. – Я пошлю двойные разъезды.
- А я помолюсь – за ваш и их успех. Молиться о неуспехе Алвы, увы, дело безнадежное.
- Вы сейчас договоритесь до того, что Алве Леворукий помогает! - возмутился Дик.
- А вам никогда так не казалось? - серьезно спросил Эдвард.
- Он лучший полководец Золотых земель! - О том, что чужое везение – вечное оправдание неудачников, Дик мог бы сказать Роберу и даже Альдо, но не Эдварду. Робера сломала Ренкваха, а эр Эдвард – друг отца, настоящий друг.
Про сны Дик решил не рассказывать. Может быть потом, когда обстановка подходящая будет. А Эдварду надо отдохнуть, а то ему от усталости уже наяву не пойми что мерещится.
2
Голова раскалывалась. Робер устало прикрыл глаза, провел пальцами по векам. Смотреть на Джереми было тошно, еще гаже – его слушать, но он дал себе слово, что во всем разберется, и он его сдержит. Три десятка оставшихся в Олларии «черных» с Люра почти не служили, в отличие от Уэйда и этого вот таракана, так что расспрашивать о свежеиспеченном полковнике надорской гвардии надо бывшего капрала, больше некого.
- Я уже все вам рассказал, - буркнул Джереми. Он-то рассказал, а вот Робер рассказать Дикону правду о покушениях так и не собрался. Промолчал, как до того Алва, и мальчишка опять связался с ызаргами.
- Расскажешь еще раз, - отрезал Карваль. – По чьему приказу ты стрелял в Окделла?
- Не стрелял я, не знаю я, кто стрелял, темно было.
- А свидетели говорят, что дело было днем и все было отлично видно.
- Какой день? – неподдельно возмутился таракан. – Я, хвала Создателю, ночь ото дня отличаю! Да вы хоть монсеньора спросите! – О побеге господина из столицы запертый в Багерлее камердинер не знал.
- Спросим, - невозмутимо ответил Карваль. – А ты напряги-ка память. Площадь перед церковью Святой Валерии. Ты выстрелил в Окделла, а попал в цивильника, с которым тот дрался.
Лицо Джереми просветлело. Все же у таких людей искренняя улыбка хуже любой гримасы: заставляет вспомнить, что перед тобой не просто гнусная тварь, а человек.
- А вот тогда я монсеньора по-настоящему спас, - заявил довольный таракан, – вам это кто угодно подтвердит.
- Свидетели говорят, что с твоей позиции было проще попасть в Окделла, чем в его противника, а стрелок ты неважный.
- Если бы я не выстрелил, герцога бы точно убили.
- А если бы промазал, получилось бы, что герцога убил ты.
Джереми вскинулся возразить – и запнулся, смертельно побледнев. Актер он отменный, но такое не сыграешь.
- По чьему приказу ты стрелял? – рявкнул Карваль.
- Нет, я… - Сейчас точно на колени бухнется. – Да вы сами подумайте, господин генерал! Господин герцог, – Джереми с надеждой повернулся к Роберу, - если б кто из ваших вас убил, что б с ним остальные сделали? Ведь никаким «спасти хотел» не оправдаешься!
В этом был резон. Стреляя у церкви, мерзавец рисковал не только жизнью Дика, но и своей.
- Зачем ты стрелял? – спросил Робер.
Джереми затравленно затряс головой:
- Не знаю, монсеньор, чтоб меня выходцы прибрали, Создателем клянусь, оно само получилось! Если б я в монсеньора попал, Уэйд бы… Они ж с предателями такое…
«Что «такое»?» - чуть не спросил Робер.
- Кто «они»? – генерал, как всегда, оказался прозорливее маршала.
- Паства святой Элли, - почти прошептал Джереми.
- Кто? – переспросил Карваль.
- Надорские контрабандисты, - устало ответил Робер.
Вот и объяснение, где сын чиновника из Горика драться левой научился. Леворукость в Надоре не жаловали, но, как рассказывал Мишель, подопечным святой-с-ястребом прощали, потому что птицы на одном крыле не летают. Арлетта вслед за Инголсом считает, что Лоу как-то связан с контрабандистами. Интересно, Лоу угрожал получившему дворянство Уэйду рассказать его новым знакомым о старых грешках или нарочно хотел ввести своего человека в окружение Манрика? В любом случае, тессорий думал, будто Уэйд ему всем обязан и, как говорится, ест из его рук, а тот был на сворке у Ястреба.
- Какие дела были у Люра с бароном Лоу? – спросил между тем Карваль.
- Никаких, - уверенно ответил Джереми. – Генерал считался человеком тессория, а Лоу с Окделлами всегда.
- А чьим человеком был Уэйд?
- Своим собственным, - усмехнулся таракан. Одобрительно так усмехнулся. Бедный Дикон! А таракан уже спрятался под маской тупого служаки. Смотреть противно!
- Как давно Уэйд знаком с Лоу? – спросил Робер.
Карваль едва заметно нахмурился: слишком прямой вопрос, слишком красноречивый. О делах в Олларии Джереми ничего не сообщали, но не стоит недооценивать тараканий нюх. Пока Джереми не знает, откуда ветер дует, он не знает, о чем врать, и больше шансов, что скажет правду. Но Робер устал от этих игр, а таракан труслив и со страху сам все выложит, как рассказал сам про Удо Борна.
- Я не слышу ответа, - с угрозой произнес Эпинэ. Он, конечно, не Ворон, но и среди иноходцев случаются мориски-убийцы.
- Как давно Уэйд и Лоу знакомы? С начала Осенних Ветров. Одиннадцать месяцев, получается. Только я не уверен, что это стоит называть знакомством.
- Хватит юлить, - прикрикнул Робер.
- Дювье мигом придаст его рассказу беглости, - предложил Карваль. Тоже чувствует близость добычи. Таракан что-то знает и сейчас всё расскажет. Всё!
Джереми не разочаровал.
3
Если бы Колина кто спросил, он бы сказал, что то задание тессория не понравилось ему сразу, только это была бы ложь. Всего-то и требовалось, что доставить из Надора в Олларию герцогинь Окделл и Лараков. Всего-навсего.
До замка доехали за шесть дней, лошади в отряде были отличные, да только голуби летают быстрее. Колину бы кинуться вдогонку по дороге в Роксли или в Ларак, и тогда бы ничего не случилось, но он еще ни одного задания не провалил, за короткий срок стал правой рукой Нокса и не хотел на этом останавливаться. Прятаться в Роксли или в Лараке бессмысленно. Если уж сразу после смерти Эгмонта не решились оборонять Надор, то сейчас Люди Чести тем более распахнут ворота замков перед солдатами из столицы, ведь мятежа нет, что бы ни вопил обер-прокурор. Нет, ни в Роксли, ни в Лараке, ни в Карлионе семью Повелителя Скал не спрятать. Зато есть Серый Лоу, до которого - общеизвестно! - еще месяцев пять ни пешему, ни конному не добраться. В Сером Лоу искать не будут, а если будут, то обязательно «утопнут» в болоте. И если Ворон через весеннюю Ренкваху армию с пушками провел, неужто "перепелятники" после жаркого лета одну карету протащить не смогут?
Брода через знаменитые топи Колин не знал, но они отставали всего на несколько часов, надо было просто догнать до того, как беглецы "нырнут" в Ренкваху. Они догнали. Почти. Украшенная геральдическими вепрями карета продолжила свой путь, подпрыгивая на ухабах, а сопровождавший ее отряд преградил путь посланцам тессория.
Им повезло – Ястреб ошибся. Недооценил противника. Люди Чести часто на этом попадаются. Выбери он удачное место, устрой засаду – и все бы закончилось для теньента Уэйда весьма плачевно. Но Лоу принял их за трусливых падальщиков, храбрых только впятером на одного, а ызарги Люра умели драться и не дрогнули, когда пролилась кровь.
Они победили, да еще и пленного взяли! И в азарте выигранной схватки Колин, вероятно, и решил попытаться догнать карету. Не в одиночку – взял с собой пятерых, у кого кони получше – но спутники безнадежно отстали. А Орлик, красавец и умница Орлик догнал! Выстрел в воздух из последнего заряженного пистолета – и старик-кучер покорно остановил карету. Никакой охраны – еще одна ошибка Лоу.
Колин подъехал, не слезая с коня распахнул дверцу. Худой унылый граф, зеленая от тряски графиня, две испуганные девочки и она – почти святая вдова почти святого Эгмонта.
Она и заговорила.
- Что вам угодно, сударь? – Ни тени страха. Окделлы не боятся.
- У меня приказ арестовать изменников. – На словах тессорий велел схватить старуху, девчонок и Лараков, главное – старуху; но в бумагах написано иначе.
Зеленоглазая герцогиня в венке из дубовых листьев. Призрак счастливого прошлого, когда все были живы. Она не стала старухой, просто сменила осеннюю корону на вдовье покрывало. У старух согбенная спина и тусклый взгляд, а Мирабелла Окделл царственна и надменна.
- Здесь нет изменников.
- Я вам верю, моя госпожа, - Колин четко (Манрик бы не придрался!) склонил голову. - Повелительница Скал не может лгать.
Карета продолжила путь, а своим он сказал, что не догнал, и повторил потом это тессорию. Манрик вслух пожаловался Создателю на окружающих его идиотов и заплатил вдвое меньше оговоренного: все-таки Колин вернулся из Надора не с пустыми руками.
Дом тессория он покинул, чудом разминувшись с гонцом о переходе Люра на сторону Ракана. Задержись он в дороге на два часа – отправился бы в Багерлее на пару с Лоу. А задержись на четыре, и они бы вместе поехали в Эпинэ. Думал ли об этом барон? О чем он вообще думает, глядя на человека, перечеркнувшего всю его жизнь? Ястреб говорит, что исход прошлой встречи для него приемлем. Колин отпустил герцогинь и Лараков – для Лоу это важнее? Это и есть вассальная верность? Жутковато.
4
- С чего ты взял, будто Уэйд догнал карету, но отпустил? – резко спросил Карваль. – Хорошая лошадь – не доказательство.
- Лошадь – это возможность, - рассудительно заметил Джереми, вновь не удержав маску тупого служаки. – И Люра потом при мне Ноксу говорил, что у Уэйда башка здорово варит. Манрик сына хотел на старшей дочери Эгмонта женить и хотел, чтоб она одна из всей семьи осталась. А Люра тоже хотел посвататься, и надеялся, что старуха на его стороне будет, после всего. Ну и с переходом на сторону Ракана это все хорошо совпало.
- Почему Люра решил перейти на сторону Ракана? – в который раз спросил Карваль.
- Не знаю. Не знаю, говорил ведь уже. К нему гоганы приезжали.
- Купили?
- Не знаю! Денег много привезли, но генерал все равно не хотел. Мы ж от тессория вернулись, когда уже все решено было.
- Тогда откуда знаешь?
- Уэйд Нокса спрашивал, тот его к Люра послал, а я под дверью сидел.
- Подслушивал?
- Я ординарец, ординарец я! Был. При Люра. А если приказ куда срочно везти надо? Где еще мне быть?!
Робер потер виски. Вдруг вспомнилась торговка лимонами из Агариса. Если эта тварь с Карвалем перебранку устроят, он в обоих чем-нибудь швырнет.
- Уэйд пришел к Люра, а ты сидел под дверью, - устало произнес Робер. – Дальше.
Джереми развел руками:
- Не знаю. Пока орали, мне слышно было, но там как раз про Нокса, что тот не знает. А потом они еще тихо разговаривали минут пять. Может, Люра чего Уэйду и сказал, потому что больше тот об этом не заговаривал. Так что вы Уэйда спрашивайте. Если кто и знает, так только он.
- Люра ценил Уэйда?
- Да, - уверенно ответил Джереми. – Говорил, что сам в молодости такой же был. Люра ведь своим умом и трудом до всего дослужился.
Рекомендация – хуже не придумаешь. До «перевязи Люра» мерзавец дослужился, и Уэйда то же самое ждет.
- А как в полку к любимчику генерала относились? – поинтересовался Карваль.
- Солдаты любили, офицеры уважали. У него характер легкий, на севере такие редкость. Не острослов, а вот… легко с ним.
У Уэйда – легкий характер?! Это Мишеля все любили, даже надорцы, а этот… ызарг барсинский.
- А как офицеры к его свежему дворянству отнеслись? – спросил Карваль.
- Так у большинства предки за Двадцатилетнюю дворянство получили. Тут по уму или у Уэйда дворянство тоже настоящее, или у их предков тоже не вполне. А дураков Люра не держал.
И то, как ловко они всем полком сбежали – лучшее тому подтверждение.
Неужели Лоу ради своих планов даже с главным виновником своего увечья сговорился? Что это за планы, ради которых он на такое готов? И чем ему помешал Штанцлер? Сам бы Дик никогда…
Штанцлер! Ызарг и Ястреб опытные твари и тщательно все подготовили, но дриксенского гуся убивали впопыхах, раз даже на Дика это дело свалили. Зачем бегущим из столицы мерзавцам убивать «старого больного человека»? А Уэйд за какими-то кошками обыскивал особняк и допрашивал слуг…
Лэйе Астрапэ, вот он, пусть не ключ, но путь к разгадке! Надо понять, почему убили Штанцлера!
Иноходец улыбнулся таракану. Тот побледнел.
- Говоришь, дураков Люра не держал. А докажи – если жить хочешь. Расскажи-ка мне, любезный, про Штанцлера.
Карваль недоверчиво скосился на Эпинэ. Да, генерал, нечасто ваш маршал вас опережает, но в этот раз Робер чувствовал, что действует правильно. Мы еще посмотрим, кто кого, господа ызарги, мы еще по-смотрим!
5
Графиня Савиньяк удивилась. Очень. И сама же себя за это удивление выругала: то, что она не думала о мэтре Капотте, не означало, что и мэтр позабыл фрейлин, которых обучал основам стихосложения. Арлетта велела провести просителя в бывшую приемную герцогини Эпинэ и – женщина есть женщина – поправила все еще черные волосы.
В том, что бывший ментор решил напомнить о себе приехавшей в столицу значительной персоне, ничего удивительного не было. Увы, значительная персона уродилась слишком несерьезной, чтобы оценить чувственные вирши, от которых таяли ее подруги, а потом появился Арно, и стало не до придуманных любовей. Арлетта знала, что ничего не жалевший для наследников Пьер-Луи выписал в Ариго бывшего ритора ее величества, и тот поехал: то ли понял, что академиком без августейшего покровительства не стать, то ли и впрямь искал сельского уединения. Позже Кара предлагала взять Капотту для близнецов, но Арлетта не хотела вспоминать о дворе Алисы. Она отказалась, сославшись на Арно, и едва не забыла сообщить ему об этом обстоятельстве. Когда муж приезжал домой, они напрочь забывали о делах, наверное потому, что случалось это редко. Реже, чем ей хотелось.
– Эрэа, я не могу выразить, как благодарен вам. – Высокий белоголовый старик отрешенно поклонился. Создатель, каким же он стал! Хотя и ты давно не смешливая юница в кудряшках. Забавно было бы взглянуть на себя глазами красавца в отставке. Или, вернее, печально, но способствовало бы смирению.
– Я очень рада вас видеть, мэтр Капотта. «Встреча с тенью весны золотой оживляет холодную осень». Видите, я еще не забыла ваших уроков. Но расскажите о себе. Я потеряла вас из виду, когда вы покинули Гайярэ.
И вспомнила о его существовании, только слушая о суде над Росио. Вспомнила и несказанно удивилась негаданной смелости. А мэтр не на шутку взволнован и смущен. Если он пришел за помощью, он ее получит, нет – тем более нельзя бросать его одного… А почему, собственно, одного? У красавца тоже может быть жена и дюжина внуков. Ну и что, что не сочетается с высокой поэзией? Зато уютно.
– Я давно вернулся в Олларию, эрэа. – Капотта вытащил из-за пазухи плоскую алую шкатулку и открыл. – Эрэа, я всегда много говорил. Я любил слушать свой голос, но в этот раз умоляю вас прочесть. Я должен был сделать это раньше… Если б я сделал это раньше, возможно, те, в кого я никогда не верил, пощадили бы тех, кто был мне дорог.
– Мэтр Капотта. Боюсь, я вас не вполне понимаю.
– Я написал всё… всё. Только прочтите!
– Хорошо, но вы сперва сядете.
– Что?..
– Прошу вас сесть, мэтр Капотта. Хотите шадди?
– Если можно. Я не спал три дня, я писал и писал. Я понял сразу, но потерял шесть бесценных дней прежде, чем решился, и только на седьмой… Я должен был успеть, опередить безжалостную руку, отразить губительный меч щитом покаяния. Но пойти на исповедь для меня невозможно. Я очень долго был безбожником и даже уверовав, страшной ценой уверовав, все равно не готов преклонить колени перед свечой… Видите, я опять говорю. Тот, кто всю жизнь проговорил, не остановится никогда, это – клеймо. Вы прочтете?
– Я обещала. Вы хотите, чтобы я сделала это при вас?
– Это не займет много времени. Исповедь принадлежит Создателю. Эта рукопись принадлежит вам. Употребите ее так, как сочтете нужным.
– Хорошо, я распоряжусь насчет шадди и начну читать.
«Я, Горацио Капотта, магистр описательных наук, находясь в здравом уме и твердой памяти, по своей воле сообщаю всем, кого это так или иначе касается, следующее.
В 356 году Круга Скал я по рекомендации декана факультета Высокой словесности господина Мурье был определен ко двору Ее Величества Алисы. В мои обязанности входили помощь в проведении поэтических состязаний и игр, которые часто устраивала Ее Величество, а также чтение лекций и проведение занятий по истории, изящной словесности и основам стихосложения.»
Какое торжественное начало! И слава Создателю: в злодействах так не признаются. А ведь он ее почти напугал.
«Я узнал о готовящейся свадьбе от слуг и почувствовал себя глубоко оскорбленным. Мои негодование и горе вылились в рондель. Я передал свое послание с подкупленным лакеем и получил ответ – Каролина назначила мне свидание. Мы встретились в условленном месте, и я обрушил на невесту графа Ариго множество упреков. Я совершенно обезумел, угрожая ей поочередно смертью, самоубийством и разоблачением нашей связи, которая была вполне невинна и ограничивалась перепиской и двумя поцелуями. Я настаивал на немедленном бегстве, а в итоге согласился на тайное венчание по эсператистскому обряду…»
Ох, Кара!.. Любительница высокой поэзии.
«Тем не менее моей женой в полном смысле этого слова она не стала. Я ждал Каролину в условленном месте всю ночь, но она не пришла. Утром младшая сестра Каролины передала мне ее письмо – моя тайная жена заверяла меня в своих чувствах и извещала о том, что мы не можем видеться, так как прибыли ее родители. Она просила меня ничего не предпринимать и ждать известий. Я ждал, пока не увидел ее в свадебном наряде рядом с графом Ариго. Была осень, шел холодный дождь, а я стоял у храма, где моя жена давала уже олларианскую клятву верности человеку, которого я еще не знал, но уже ненавидел.»
Нет, такие новости надо запивать не шадди, а касерой!
«После измены Каролины я написал двадцать семь посланий «К изменнице». Их переписывали и клали на музыку. Я надеялся, что хотя бы некоторые достигнут Ариго… Позднее она утверждала, что ею двигала любовь, мне кажется, что тогда это был страх. Страх разоблачения. Каролина решила откупиться от меня и, воспользовавшись тем, что граф Ариго отбыл в Торку, приехала в столицу. Мы встретились. Моя эсператистская жена предложила мне денег и должность в ее родной провинции. Я отказался, и Каролина предложила мне себя…»
Почему бывший ментор хочет, чтобы Арлетта это читала? Слава Создателю, он не явился с этим к Роберу или к Катарине!
«Его сын к тому времени уже покинул отчий дом и служил в гвардии. На мой взгляд, он вырос ограниченным, грубым и ординарным молодым человеком, не ценившим то прекрасное, что было создано человеческим гением, и помышлявшим лишь о военных развлечениях. Неопрятный, прожорливый и навязчивый, он был истинным сыном своего отца. Сперва мы с Каролиной произносили эти слова с горечью, позже – со страхом…
Мы поняли, что нужно что-то предпринять. В этот вечер мы поссорились впервые с того дня, когда я написал Каролине оскорбительное письмо. Утром моя жена сказала, что знает, кто нам поможет, и назвала имя графа Штанцлера, в то время еще не ставшего кансилльером. Я хорошо помнил этого вельможу, проводившего немало времени при дворе Ее Величества. У него была репутация человека отзывчивого и готового помочь всем, кто нуждался в его помощи. Я не думал, что Штанцлер сможет найти выход из нашего положения, но Каролина была о нем высокого мнения, и я не стал с ней спорить. Как ни странно, граф согласился нам помочь.
По его совету мы расстались. Каролина с мальчиками вернулась в Ариго, я остался в столице. При помощи Штанцлера мне удалось получить незначительное место в Академии, я надеялся, что ненадолго. Через полтора месяца меня разыскал наш покровитель и сообщил, что все уладилось: Жермон отправится в Торку, не повидавшись с отцом. Граф Штанцлер предупредил, что меня станут расспрашивать высокопоставленные лица и что мне следует выказать свою неосведомленность, но найти способ упомянуть о дурном самочувствии графа Ариго, вспышках необузданного гнева, которые имели место и в действительности, а также о том, что это случалось после получения писем из столицы. О наследнике графа мне не следовало говорить ничего, кроме правды, а именно – что юноша резок, неучтив, не склонен к наукам и дурно влияет на младших братьев. Мы проговорили более трех часов, обсуждая мои возможные показания и вспоминая нашу молодость.
Через два дня меня в самом деле вызвали в Канцелярию Его Величества, где я ответил на заданные мне вопросы. Они не стали для меня неожиданностью, и я видел, что мои ответы произвели на геренция благоприятное впечатление. Спустя неделю стало известно, что наследник графа Ариго по просьбе отца лишен наследства и титула и отправлен в Торку. Я почувствовал несказанное облегчение и стал ждать известий от моей жены, но их не было. Сперва я думал, что она опасается довериться бумаге, потом мое терпение истощилось, и я начал подозревать худшее. В конце концов я не выдержал и, отпросившись на службе, отправился в Гайярэ.
Мой приезд никого не удивил, а Иорама и Катарину обрадовал. Я узнал, что граф Ариго недавно скончался от сердечного расстройства, что он в конце жизни повредился рассудком и то, что нам казалось несдержанностью, было первыми проявлениями душевной болезни. Я остался в Гайярэ и находился там, пока мое присутствие было оправданно, после чего переехал в Олларию, купил дом и стал жить на выделенный мне новым графом Ариго пенсион.
Каролина почла за благо сохранить от детей тайну их рождения, которую ей пришлось защитить, пожертвовав старшим сыном. Покинув Гайярэ, я следил за судьбой своих сыновей и дочери, но виделся лишь с Иорамом, когда тот велел мне укрыть в моем доме некоторые предметы, и с Катариной-Леони, сообщившей о моем существовании его высокопреосвященству Левию и генералу Карвалю.
Я был правдив на суде, но не на исповеди, скрыв от Создателя и слуг Его то, что ныне доверяю бумаге. Я стар и одинок, мои сыновья и жена мертвы; то, что в молодости мне представлялось важным, оказалось тщетой и миражом. После Октавианской ночи, ставшей истинной причиной гибели моих сыновей, я понял, что за нами следит всесокрушающая и равнодушная сила, равно чуждая состраданию и пониманию того, что нами движет. Я в нее верую, но не могу ее любить, и мне поздно умолять ее о милосердии, но если то, что рассказывают эсператисты, хоть отчасти соответствует истине, я хочу облегчить положение моей жены, где бы сейчас ни находилась ее душа, по возможности исправив причиненное ею зло. Именно это желание и страх за жизнь дочери, ибо страшный удар, обрушившийся на храм в момент вознесения молитвы о здравии Ее Величества, лишил меня последних надежд на милосердие карающей длани, подвигли меня на это письмо. Я описал случившееся так подробно, как только мог, предвосхищая неизбежные вопросы и желая по возможности избегнуть повторного допроса. Теперь же последует главное, ради чего я взялся за перо.
Я, Горацио Капотта, свидетельствую, что Жермон Ариго не совершил никаких преступлений, навлекших на него гнев отца, но пал жертвой подделанного графом Штанцлером письма и лжесвидетельства своей матери, ее сестры Маргариты и моего. Я свидетельствую, что покойный граф Пьер-Луи Ариго не знал и не мог знать ничего, порочащего сына, и что он не писал никаких писем, кроме вызывавших сына в Гайярэ, а его обращенный в адрес наследника гнев, о котором упоминали непредвзятые свидетели, был вызван якобы нежеланием Жермона покинуть столицу и усилен соответствующими лекарствами. Я готов в любой форме подтвердить вышесказанное пред лицом власти как светской, так и духовной и согласен понести любое наказание за соучастие в клевете и мошенничестве.
Написано в 7-9 дни Летних Скал 400 года Круга Скал в городе Олларии.
Подписано Горацио Капотта».
Арно бы пожалел человека, потерявшего почти всех, кого любил, и решившегося заговорить не ради себя, а ради оклеветавшей собственного сына дряни. Графиня Савиньяк была из другого теста. Мужчину она не жалела, женщину ненавидела как никого и никогда раньше. Единственной, кого Арлетте стало жаль до несвойственных ей слез, была Катарина, в одночасье ставшая понятной. Окажись Арлетта дочерью турухтана и гиены, она бы тоже боролась сразу за себя и за родных. Ненавидя, презирая, но боролась бы. Одна против всех. Совсем одна.
Нет, больше Катарина одна не будет!
– Этого должно быть довольно. – Голос, от которого сорок с лишним лет назад таяли девицы, дрогнул. – Пятно с имени Жермона Ариго будет снято.
– Оно и так снято, – окрысилась графиня. – Торкой. Только дело не кончилось клеветой, в которой вы поучаствовали.
– Я больше ни о чем не знаю!
– Не знаете, потому что боялись знать, но вы умны. Трусливы и высокомерны до подлости, но в сообразительности вам не откажешь. Вы не могли не понимать, что ссылка Жермона продлится до первого затишья в Торке, когда Арно… или кто-либо другой навестит Гайярэ. Пьера-Луи убили. Вы не можете этого не понимать. Мало того, вам это не понравилось до такой степени, что вы оставили Каролину, как только это стало возможно.
– Сударыня, мои домыслы не могут служить доказательствами! Как и ваши. Если бы в смерти графа… В смерти графа Ариго никого не обвинили. Не было даже слухов, какой смысл будоражить прошлое?
– Это решать не вам. – Жаль, Штанцлер уже подох, очень жаль. Вечно эти Окделлы все портят. – Кто отравил Магдалу Эпинэ? Штанцлер или Каролина?
– Но…
– Каролина. Я так и думала. Гусак сам не делал ничего.
– Это не Каролина!.. Магдала умерла, вот и все… Быстрый рост… Сердце не справилось…
– С чего бы такая осведомленность о недугах девицы Эпинэ?
– Я говорил со знакомым лекарем… Я боялся за Леони! Она росла такой хрупкой, вот я….
– Вам в самом деле стоило бояться за дочь. И в том, что ваша подлость и Штанцлер ее не сожрали, вашей заслуги нет. И даже сейчас… Зачем вы написали о Катарине?!
– Потому что хочу ее спасти! Вас не было в Нохе. Я должен был написать всю правду, абсолютно всю, иначе не поможет. Я доверяюсь вашей чести.
– Вот как вы теперь запели!.. турухтан.
– Моя госпожа!..
– Мой муж был бы вам благодарен. Я не удивлюсь, если вам будет благодарен и Жермон. С грубыми военными такое случается, но я до отъезда вас видеть не желаю. И я вас не выпущу. Удрать… к Каролине вам тоже не удастся, даже не думайте.
Он пытался что-то говорить, но Арлетта, глядя на оставшуюся от Жозины чернильницу с леопардом, уже трясла колокольчик. Мэтр Капотта все лепетал, когда явился дежурный теньент – мальчишка с обвязанной головой. Еще один грубый и, без сомнения, прожорливый вояка, не способный воспарить к высотам человеческой мысли!
– Сударыня, шадди сейчас будет.
– Подадите позже, – холодно распорядилась вдова и мать маршалов, – и в другую комнату. Мэтр Капотта с должным сопровождением отправится в Савиньяк, а пока останется здесь. В этом доме. Пусть он ни в чем не нуждается. Если ему понадобится бумага или книги, дайте, но отпускать его нельзя. Никуда и ни под каким предлогом.
– Сударыня, – мальчишка щелкнул каблуками. – Сударь, прошу вас.
Мэтр Капотта поднялся, поклонился и вышел. По тщательно выбритой щеке катилась слеза. Несчастненький… Арлетта вскочила и закружила по комнате, как угодивший в клетку пресловутый леопард. С мыслями было худо, с яростью – лучше не придумаешь. Графиня металась между окном и дверью, повторяя намертво засевшую в голове фразу.
«Дурно влияет на младших братьев…» Во дворе превращенного в казарму дома офицер говорит с двумя горожанами, солдаты разгружают повозку, рядом крутится собака и трое котов.
«Дурно влияет на младших братьев…» Обивку не перетягивали лет двадцать, на побуревших стенах открывшимися ранами алеют пятна – Робер снял портреты своих мертвецов.
«Дурно влияет на младших братьев…» Жозина думала, что брат повредился рассудком, Арно с ней соглашался, а Пьер-Луи с ума не сходил. Он медленно умирал среди убийц и ждал сына, а сын дрался с дриксенцами в надежде доказать всем и отцу, что он не мерзавец… Как же надо понять «грубого и ограниченного» мальчишку, чтобы не сомневаться – этот не помчится просить прощения за то, чего не делал. А если бы Жермон все же приехал? Если б его притащил к отцу кто-то из друзей Пьера-Луи, хотя все они были слишком «грубы», чтобы торчать в столице во время войны. Разве что наездами… Штанцлер выбрал время, когда Жермон остался один, они умеют выбирать время, эти…
Арлетта никогда не била посуду, не каталась по полу, колотя по нему кулаками, но сейчас была к этому позорно близка. И все-таки она удержалась. Вернулась за стол, провела пальцем по прохладной бронзовой спине. Когда-нибудь она напишет о леопардах, гиене и турухтане. Наверное…
«Дурно влияет на младших братьев…» Графиня Савиньяк собралась с силами и вновь нырнула в признание. Она перечитала его дважды и долго смотрела на красно-пегую стену, потом схватила перо и стремительно вывела первые строки. Арлетта, как и всегда, писала сразу, не отвлекаясь и не перебирая слова.
«Жермон, славный мой! Не знаю, обрадуют тебя эти вести или огорчат. Еще больше не знаю, что ты станешь испытывать к принесшему их человеку – отвращение или благодарность. Очень боюсь, что благодарность, но тут уж ничего не поделать. Ты, как и мои младшие, слишком не веришь в мерзость, хотя я сейчас особенно пристрастна, потому что оказалась даже легковернее своего мужа. Арно не распознал предателя и убийцу в Карле Борне, я – в его сестре, которая зашла дальше брата. Твоя мать тебя предала и убила твоего отца, скрывая свою измену. Это так же верно, как то, что твой отец тебя любил, тобой гордился и на тебя надеялся до последнего своего дня…»
И ни слова о королеве. Леворукий и все его кошки, ни слова о вдовствующей королеве-матери Катарине-Леони Оллар.
6
Внук Джима Меркера все-таки раздобыл вишневую наливку, так что ужин, несмотря на новости и поменявшиеся планы, прошел весело. Но за все надо платить, вот только – можно ли назвать это платой?
Болеутоляющее с вином мешать нельзя, об этом мэтр Бронсан говорил особо, а значит, сегодня будет ночь без сна. Ночь без снов – и это очень хорошо. Полгода ему снилась рушащаяся башня, но сегодня, он уверен, было бы как последние семь лет: Ренкваха. Родные края, ставшие кошмаром. Часы складывались в дни, а они все кружили по болоту, не узнавая давно знакомых мест. А когда им все же удалось вырваться… Будто вчера это было.
Разом постаревший дядя протягивает распечатанное письмо:
- Тебе. От Эгмонта. Прости, что вскрыл: тебя не было, а я надеялся, вдруг зацепка какая… Здесь кошки знают что творилось. Эгмонт и сразу Гвидо, Оливер, Морис со всеми сыновьями.
- Алан Робера нашел, - запоздало сообщил Эд. – Может, выживет.
- Ну, хоть что-то.
Буквы прыгали перед глазами, не желая складываться в слова.
- Про Кавендиша слышал?
Что Брэдфорд сбежал и из-за этого Эпинэ полезли в трясину? Эд аккуратно положил письмо на стол – позже прочтет, торопиться поздно.
- Слышал, но это ведь… Этого не может быть. Я таких храбрецов… - Эд запнулся.
- Все мы храбры до поры до времени, - сухо произнес дядя. – Линия – забава пресыщенных щенков, но в жизни тоже так бывает, и тогда это совсем другое дело. Есть ты, судьба и линия, с которой нельзя сойти. Я к чему веду: кто победит – от многого зависит, но не сойти с линии – зависит только от нас самих. Запомни, сынок, потом поймешь.
Питер Лоу остался храбрым до конца – иначе не было бы смысла допрашивать Эда. И новый барон, оставшийся последним из Ястребов, не понимая смысла вопросов, просто молчал. И благодарил Создателя, что Мирабеллы и девочек там не было.
Иногда это казалось ему расплатой за Ренкваху. А насмешница-судьба вновь свела с Уэйдом. Дидериха сто лет кряду ругают за пристрастие к невероятным поворотам, а такое и в жизни бывает, хоть «Пасынков Талига» перечитывай – для подготовки к дальнейшему. Если классик прав, теперь возможны два варианта: либо они с Уэйдом друг друга убьют, либо станут лучшими друзьями, а потом все равно друг друга убьют – но с разрывающим душу страданием. И все зрители будут плакать.
Когда в дверь комнаты постучали, Эд был совершенно уверен, что это Уэйд. Почти угадал: Аби. За ее спиной – хвала Создателю! – маячил Чард, охранник и дуэнья в одном лице.
- Что случилось, эрэа? – резко спросил Эд.
Аби беспомощно улыбнулась:
- У вас свет горел, и я подумала… Простите, эр Эдвард, я не подумала.
- Что-то случилось? – гораздо мягче повторил Эд. Говорить через порог – нехорошо, но пригласить сестру полковника в комнату невозможно. По-хорошему, любой разговор надо отложить до завтра, во время движения отряда несложно будет устроить разговор при свидетелях, но без слушателей. Надо бы, но на душе закатные кошки скребутся, а Аби одна из немногих, кому удавалось их прогнать.
Девушка покачала головой:
- Нет, ничего! Правильно монсеньор говорит, меньше Дидериха читать надо. – Ричард еще и такое говорит? – Мысли весь вечер тяжелые, будто случилось что-то. Вот и подумалось, что это из-за того, что я чего-то не знаю. А ничего не случилось?
- Насколько я знаю…
- Белла? – А вот и старший брат. Кто там что про Дидериха говорил? Но какой-то этот брат недостаточно злой для подобной сцены. Хотя: какая сцена? Коридор, Чард.
- Доброй ночи, господин полковник.
- Не спится, господин барон? – почти дружелюбно. Тоже что-то гадкое весь вечер вспоминал? – Спасибо за службу, Чард. Идите отдыхать.
А может, просто не хочет ругаться с сестрой при подчиненном.
- Слушаюсь полковника.
Чард исчез. Ну как исчез: утопал.
- Господин барон, вы не против, если мы с сестрой к вам зайдем?
Аби удивленно воззрилась на брата, а потом насупилась не хуже Повелителя Скал. Боится, что ее сейчас вдвоем воспитывать начнут? Стоило бы, но Лоу друзей в беде не бросают.
- Прошу.
UPD 27.08.15 читать дальше
7
Комната так мала, что единственная свеча хорошо ее освещает, всей мебели – узкая кровать, сундук с горбатой крышкой да стул с приделанной к спинке ястребиной дугой. Разбуженная неурочной людской суетой Дорита шумно взмахнула крыльями, огляделась, ругнулась, переступила лапами и снова затихла.
Пока Уэйд осматривался, Аби без тени сомнения выбрала стул. Ее уверенность, что ястреб не причинит вреда, иногда Эда пугала: сам он, по меткому выражению Ходжа, часто «водил дружбу» с дикими птицами, прилетавшими и улетавшими по собственному желанию, но всегда помнил о клюве и когтях. Уэйд, вздохнув, пристроился на сундуке; Эд сел на кровати.
Разговор выученик Люра начал неожиданно издали:
- Давно спросить хочу, да всё к слову не приходится. Откуда у вас эта птица?
- Прилетела, - пожал плечами Эд. – Дорита – птица вольная: хочет – остается, расхочет – улетит.
- Так уже было?
- С другими птицами? Да.
- Вы верите, что вы родня?
- Дориту кузиной точно не считаю, - принужденно рассмеялся Эд.
- И давно она у вас?
- Вы задали уже столько вопросов, что, позвольте, и я спрошу. Зачем вам это?
- Старую Барсину не могу из головы выкинуть, - развел руками Уэйд. - Кто нас тогда от Эчеверрии спас: конь или ястреб, ястреб или конь?
Так про Дориту – не странное вступление, а самая что ни на есть суть разговора?
- Создатель помог воинству, спешащему на помощь Святому городу, - выдал Эд давно придуманное объяснение.
- Я обязательно приму ваши слова на вооружение, но кто был проводником силы?
Неудобный вопрос, но в Агарисе еще и не такое спросят. «Воля Его превыше людского разумения» – любят отвечать церковники и очень не любят, когда так отвечают им.
- Вы ведь слышали про герцога Эпинэ и Осеннюю охоту? У него конь самый обыкновенный.
- То есть, о коне герцога Окделла вы такого сказать не можете?
Эд вспомнил госпожу Тишь. Четыре косы, обветренное лицо, привычные к труду руки – обычная крестьянка. Может, и не добрая эсператистка, но всяко не закатная тварь.
- Полумориски встречаются гораздо чаще чистокровных надорцев. Собственно, раньше я думал, что таких, как Север, вообще не осталось, но в лесах Надора многое может потеряться и многое может найтись. К слову, ваш буланый очень на Севера похож.
- Скелет короткохвостый, - буркнул «счастливый» владелец.
- Шестилетка. Дайте ему пару лет, надорцы поздно взрослеют. А грива с хвостом для коня не главное.
Уэйд скептически хмыкнул, но если бы всерьез был недоволен Стрижом, уже сменял бы.
- Допустим, лошадь ничем, кроме породы, не выделяется. А ястреб?
- Дорита самая обычная птица, - вмешалась в разговор Аби. – Рядом с «Озерной девой» дворцовый парк, а в парке для развлечения дам держат голубей. А где дичь, там и охотник – так господин Жуанвиль сказал.
- Так Дорита – птица Жуанвиля? – уточнил Уэйд, впервые на памяти Эда не скривившись при упоминании трактирного прошлого сестры. Доверяет контрабандисту больше, чем старой знати?
- До моего появления он ее не видел, - ответил Эд. – Дорита прилетела ко мне, и я абсолютно уверен, что ничего мистического в ней нет. Как я уже говорил, это далеко не первая моя… спутница. Некоторые из ее предшественниц сопровождали меня в Агарис, где вызвали подобный вашему интерес у ордена Чистоты. Так что о том, что это самые обычные дикие птицы, у меня есть самое авторитетное заключение, какое вообще может быть. – Похожий на крысу «агнец» едва не поплатился глазом за вырванное у надменной красавицы Султаны перо, но вердикт вынес однозначный: тварь, сотворенная Ожидаемым, и не более того.
- Не скрою, что рад это слышать.
- Вас просили спросить о Дорите?
- Да.
Приятно все-таки иметь дело с человеком, который не лжет без необходимости: когда концы с концами не сойдутся, это будет что-то значить. Эда учили считать, что успешные лжецы почти не лгут, а самые успешные не лгут никогда, но Каролина Борн в борьбе за поэтичность бытия окружила себя таким частоколом нелепых выдумок и явных недомолвок, что многоопытные заговорщики не разглядели за ним убийцу.
- И все же мне хотелось бы узнать историю вашего знакомства с этой эрэа, - Уэйд указал то ли на сестру, то ли на Дориту, и устроился поудобнее, будто на спинку кресла откинувшись на дощатую стену.
- Если вы ждете повествования в духе жития святой Элисон, то напрасно. Лоу и ястребы – это как Эпинэ и лошади: хорошо, но по-человечески хорошо, без мистики.
- Поверьте, я такому только рад. Так вы расскажите?
Да он просто уходить не хочет! Не хочет идти в свою комнату, где будет до утра один? У него есть сестра, но его закатных кошек Аби, похоже, не пугает.
Можно сказать «в другой раз», сослаться на усталость – и тоже остаться одному. А можно рассказать.
- Вы напрасно отпустили Чарда – он мог бы приготовить шадди.
- У меня в комнате есть бутылка «Дурной слезы». Думаю, для вечера воспоминаний больше подойдет вино.
Что будет наутро с головой после обманчиво-легкой «Слезы» поверх крепкой домашней наливки, даже думать не хотелось, но у Уэйда и впрямь дурной вечер, если запивать его надо лучшим из кэналлийских вин.
А с Вороном они, помнится, пили «Черную кровь» – на брудершафт под перепуганными взглядами близнецов Савиньяков. «Черная кровь» поверх дрянного трактирного гидора поверх письма Эгмонта поверх Ренквахи… Что же он тогда спьяну Алве наговорил, что тот сперва сам его на дуэль вызвал, а потом еще и не убил?
- Я сейчас мигом принесу, - подчеркнуто оживленно объявила Аби, возвращая Эда в настоящее. – А кружки я внизу на полке видела.
- А вам, эрэа, спать давно пора, - назидательно изрек старший брат.
- Ну Колинет! – Аби молитвенно сложила руки, выражением лица став похожей на умильных ангелочков с олларианских икон. – Ты же сам отпустил Чарда, ты не можешь оставить меня одну, без охраны, в чужом доме! – продолжила она, мигом превратившись в настырную девчонку, полгода донимавшую Эда рассказами о том, как мечтает увидеть королевский дворец.
- Арабелла! – укоризненно протянул старший брат.
- А вдруг эр Эдвард какие-нибудь подробности забыл? А у меня память очень хорошая! Хочешь, «Пасынков Талига» с любого места?
- Спасибо, не хочу. И ты пить не будешь.
- Как скажешь. – Сама покорность!
Вьет из братца веревки и совершенно того не стесняется. Маленькая Айри была в точности такой же, и на нее точно так же невозможно было сердиться.
Айрис выросла и пошла против брата, и этого уже не исправить. Только и остается надеяться, что хотя бы с Мирабеллой успела помириться.
- Это вы ее разбаловали, - обвинил Эда Уэйд, едва ли подозревающий, как ему на самом деле повезло.
- Обычно я такого не говорю, но в данном случае сделаю исключение: вы первый начали. Возможно, вам стоит составить сестре компанию? Шутки шутками, но мы действительно в чужом доме.
- Вы правы. С вашего позволения, я возьму вашу свечу: ту, что была в коридоре, унес Чард.
- Тогда, может, я здесь посижу? – предложила Аби. – Нелепо вдвоем за одной бутылкой ходить.
- Приличия, эрэа, - строго напомнил Эд. Пусть привыкает, в Агарисе правила куда строже, чем в Талиге.
Аби душераздирающе вздохнула, но спорить не стала. Брат церемонно подставил сестре локоть и Уэйды изящно – насколько позволил узкий дверной проем – вышли вон.
Без свечи комната потонула в темноте, было видно лишь розово-желтый квадрат окна и его серый отпечаток на полу. Эд внимательно вслушивался в доносящиеся из коридора звуки. Вот шаги отдаляются, вот почти совсем не слышны – комната Уэйда за поворотом коридора, первая возле лестницы. Скрипучий звук двери и тишина. Снова дверь. А это сухое поскрипывание – лестница. И опять тишина.
Глаза постепенно привыкают к скудному свету догорающего заката, видно уже и приоткрытую дверь, и спящую птицу. В доме тихо-тихо. Все остальные спокойно спят, и только их троих мучает бессердечная тварь память?
«Волны помнят, а Скалы знают» говорили встарь. «Скалы знают» четыреста лет было девизом Лоу. Судя по Валентину Придду, Волны помнят до сих пор. Эгмонт что-то знал, но не успел рассказать сыну.
Тишина оглушает. Хоть Дориту буди, и не жалко, если вцепится в руку – зато шуму будет на весь дом.
Скрип лестницы, хвала Создателю. И вот уже идут обратно, о чем-то переговариваясь, и льется в дверной проем живой свет свечи. Останавливаются, не доходя до комнаты Эда. Решили Ричарда четвертым позвать? Старый надорский обычай – пережидать черные ночи вместе. Скрип двери. Вскрик, грохот.
Ричард?!
Эд не помнил, как выскочил в коридор, и едва не столкнулся с вылетевшим из комнаты герцога Уэйдом.
- Окделл ранен. Белла просит, чтобы вы ваши лекарства принесли. Я за врачом.
Леворукий и все его кошки!
После яркого света свечи в комнате казалось темно, как в погребе; тинктуры пришлось искать на ощупь. Руки дрожали, мысли летели вскачь. Эд постарался успокоиться: ранен – не убит. Ранен – не убит!
Но как?! Он же не спал, он бы услышал!
Новый грохот и памятные по «Озерной деве» ругательства. Аби испугана – значит, ему тем более нужно быть спокойным.
Ранен – не убит.
Дверь в комнату Ричарда была распахнута, сам он лежал на кровати без сознания, лицо белее наволочки. Дыхание частое, но хотя бы без сбоев. Аби выхватила из рук футляр с лекарствами, начала перебирать склянки. В комнате запахло чем-то горьким. Или запах был с самого начала?
- Где рана? – с деланным спокойствием спросил Эд.
- Запястье, - нервно ответила Аби. – Старая рана, в день отъезда из Олларии, помните?
Та царапина?
- От нее и прошлый раз было много крови, - отметил Эд. Вот только прошлый раз Ричард сознание не терял. Эд поднял безвольную руку: совсем ледяная. Для такой ерундовой раны крови слишком много, но вообще нечего страшного, от подобного не умирают. – Где он тогда поранился?
- Монсеньор говорил, что, наверное, зацепился за что-то, когда мы из дворца уходили. Мы бежали почти.
Дворец за последние месяцы два раза впопыхах перелицовывали – под Раканов и обратно, – после такого вполне мог где не надо гвоздь торчать или просто зазубрина остаться.
Эд опять вгляделся в рану. Ни припухлости, ни красноты, чистый порез в виде кривой загогулины. На яд не похоже. Но почему опять открылась, хотя должна была давно зажить? И почему у мальчишки вид, будто из него две пинты крови выпустили?
- Эр Эдвард, к свету поверните.
Аби прижала к ранке клок смоченной лекарством корпии, примотала носовым платком.
- Больше ран нет, это я первым делом посмотрела. Шнуровку на вороте распустила, но монсеньор и сразу не задыхался, и крови не столько потерял, чтобы… Колин его когда с пола на кровать перекладывал, он будто кукла тряпичная, даже не застонал. Что делать?!
- Давай дождемся врача. Вы его на полу нашли? – Пусть рассказывает, и ей спокойнее будет, и ему.
- Да. У монсеньора свет в комнате горел, и я предложила его тоже позвать, а когда монсеньор Колину не отозвался, мне вдруг страшно стало и я дверь толкнула. А здесь же засовов нет нигде. Он у окна лежал. – Эд против воли повернулся к окну. Закрыто, и открыть такую раму невозможно. Место, где упал Ричард, отмечало пятно крови. Рядом валялся кверху ножками стул – вот чем они тут грохотали. Сперва, должно быть, его Уэйд сшиб, а потом Аби об уже опрокинутый запнулась. – Я же чувствовала, что что-то случится, – жалобно добавила девушка, – и Дориты нет.
- Спит Дорита, ястребы по ночам не летают.
- Вот и монсеньор так сказал, что раз во сне Дорита ночью прилетела, то это просто сон, который не стоит помнить. А я забыть не могу. Он не умрет?
Эд сжал Аби за плечо, чуть тряхнул.
- Все будет хорошо. Что за сон? Расскажи, чтоб не сбылся.
- Он уже сбывается. Чувствуете: лилиями пахнет? Я это еще под дверью почувствовала, потому и испугалась. Мне и монсеньору сон недавно приснился одинаковый. Она сказала, что для монсеньора смерть пахнет лилиями.
Так вот что это за запах: водяные лилии!
- Кто она? – спросил Эд, больше всего боясь услышать в ответ «королева».
- Зверь с шестью лапами, с длинными волосами. Она песню пела красивую. И сама была красивая очень. Я чувствую, что она предупредить хотела. Может, она и о том, как монсеньора спасти, рассказала, только я не поняла или забыла. А она сказала, что это подарок.
- Что за подарок? – спросил Эд, не в силах прервать бредовый разговор, от которого у него мороз шел по коже. Дик дышал, это главное сейчас.
Где Уэйда с врачом кошки носят? Да и какой в этой глуши врач? Пожилой сержант, пользовавший полковых лошадей, или деревенская повитуха?
- Она сказала, что монсеньору подарок – предупреждение про лилии, а мне… Это песня, наверное. «Когда настанет горький час, танцуй с весной, пой для лета, а зиму пои кровью». Вы слышали такую песню?
- Нет. – Дышать становилось тяжело. Здесь что, флакон духов разлили? А запах – будто от живых цветов, вода и горечь. Распахнуть бы окно, но эту раму нельзя открыть, а выбить – ему сил не хватит. – У Иссерциала были похожие строки: «Лето танцует, Весна поет». Там по пьесе какой-то обряд абвениатский.
- А про зиму и кровь?
- Не помню. Иссерциалом нас в Лаик не слишком донимали. – Ментор полагал, что великий гальтарец достоин лучшей участи, нежели быть пугалом унаров.
«Зиму пои кровью». Зима – это Скалы. Эгмонт как-то рассказывал, что его предков обвиняли в жертвоприношениях. Когда Церковь воевала с эориями, в чем только их не обвиняли, но кровавые жертвы, если верить Эгмонту, приписывали только потомкам Лита.
Если сын Эгмонта сейчас умрет, лучше в Закате гореть, лишь бы с эром не встречаться.
На столе горели четыре свечи – значит, и у Ричарда вечер был скверный, раз даже четверной заговор вспомнил. Рядом стояла бутылка кэналлийского – Уэйд поставил ее надежно, в самый центр стола, чтобы не столкнули невзначай. Действительно «Дурная слеза». И год, судя по знаку на пробке, очень хороший.
«Слезы», «Кровь» – ну и фантазия у южан. То ли дело в Надоре…
В Надоре – в сказках кормилицы – героя, родившегося хилым, обязательно поили кровью вепрей, медведей или волков, и он вырастал могучим силачом. Ментор в Лаик считал, что в деревенских сказках уцелело то, что вымарали из летописей по приказу Эрнани Святого. Работами мэтра интересовался Капуль-Гизайль, но любитель морискилл иногда очень странными вещами интересовался.
«Пои Зиму кровью». Но где взять посреди ночи медведя или волка? Здесь только ястреб, но не Дориту же…
Вепрь и Ястреб.
Эд действовал быстро, чтобы не передумать. Было страшно, как никогда в жизни, но врач всё не идет, а время уходит. Кинжал Ричарда, как и положено в чужом доме, лежал под подушкой. Боли от пореза Эд не почувствовал. Кровь при свете свечей показалась черной.
Эд глубоко вздохнул и прижал порез к губам Повелителя Скал. Тяжело бухало сердце, отсчитывая время. Ничего. Эд отнял руку, сам не понимая, что испытывает: разочарование или облегчение.
Опустошенность – вот верное слово.
А потом Дик открыл глаза.
- Слава Создателю! – это Аби.
Ричард приподнялся, опираясь на раненую руку – там ведь царапина совсем, даже и не болит, наверное. Аби кинулась помогать, но он ее с легкостью отстранил – что здоровому… кабанчику юная девушка. А он здоров. Вот и румянец на щеки вернулся, только взгляд еще плывет.
Повелитель Скал облизнул окровавленные губы, и сердце Эда оборвалось. Но это все может быть простым совпадением!
- Никому не говорите, - попросил он.
- Никому, - истово подтвердила Аби.
- Что случилось? – хрипло спросил герцог.
- Вам дурно стало, - ответил Эд. – Сейчас врача спровадим и будем кэналлийское пить.
Ричард кивнул.
- У вас кровь, эр Эдвард.
- Порезался, когда шнуровку разрезал. – Эд подцепил все еще зажатым в правой руке кинжалом ворот герцогской рубахи и резанул чуть не до пояса. Ричард даже не вздрогнул – доверяет. Ткань распахнулась, и Эд подавился воздухом.
- Его бы снять лучше, - озабоченно посоветовала Аби.
Ричард уставился себе на грудь.
- Святой Алан!
Эд не раз видел у Эгмонта знак главы Великого Дома и сразу его узнал, хотя сейчас старинный серебряный медальон больше походил на обмылок, будто засохшей пеной покрытый крошащимся белым налетом. Что способно так разъесть серебро? И это «что-то» не тронуло цепочку, а ведь она тоже старая, ей круга два, не меньше.
А по Надору ходят слухи о падении Дома Скал в день Летнего Излома…
Полуденное бдение. Ощущение бездны под ногами.
Но ведь тогда обошлось!
Снизу послышался топот. Эд положил кинжал на стол, снял с герцога рассыпающийся медальон и сунул за пазуху.
- Никому не говорите, - тихо приказал он. – Слышите, оба? Никому не говорите, ни единой живой душе.
Со стихией сражаться нельзя, со всем остальным можно. Сны и пророчества – не обвал, не сель и не землетрясение. С ними сражаться можно. Просто надо узнать, как.
Для обзоров
@темы: ОЭ
-
-
28.07.2015 в 20:11Я не верю своим глазам !!!!!!
Где, в смысле что случилось, куда пропала и все ли в порядке ?
-
-
28.07.2015 в 20:23-
-
28.07.2015 в 20:23Это еще давно написанный кусок, там еще конец 10 главы выложен. Но к написанию продолжения приступаю. Еще и спойлеры из "Рассвета" появились! Еще не читала, но тоже вдохновляет!
-
-
28.07.2015 в 20:29-
-
28.07.2015 в 20:56-
-
28.07.2015 в 22:36-
-
29.07.2015 в 01:44Надеюсь, проблемы со здоровьем разрешатся, и все будет отлично.
-
-
29.07.2015 в 09:20Ваш текст потрясающий, настолько он проникает в слепые пятна канона, показывает иную позицию, без пафоса и игнорирования обычных людей, читается на одном дыхании
-
-
29.07.2015 в 09:40Чудеса случаются!
Ипполита, скажите как вы? Все ли нормально? Историю было жаль, но о человеке беспокойство было сильнее.
Тьфу, тьфу, появились.
-
-
29.07.2015 в 12:06-
-
29.07.2015 в 15:33-
-
29.07.2015 в 18:43Draccy,
Nezumi-san, Спасибо!
Кукулькан, Стараемся!
Р.А., Все в порядке, извини, что так вышло (мне упрямо помнится, что мы на ты)) )
Enco de Krev,
NikitaNeIzFilma, Постараюсь не затягивать!
Спасибо вам большое!
но это временно-
-
29.07.2015 в 19:09-
-
29.07.2015 в 22:06МУР!
Очень крепкое спасибо! Перечитала )))
-
-
30.07.2015 в 04:50Берегите себя!
-
-
31.07.2015 в 17:42Linnaren, Спасибо!
-
-
01.08.2015 в 12:16-
-
03.08.2015 в 19:48-
-
03.08.2015 в 21:23-
-
04.08.2015 в 18:57-
-
27.08.2015 в 17:10-
-
27.08.2015 в 18:12Спасибо
-
-
27.08.2015 в 19:33В первых томах кэртианская мистика жуткой была, такой и полюбилась
-
-
27.08.2015 в 21:53-
-
28.08.2015 в 13:49До конца 1ой части осталось 2 главы, а во 2ой герои начнут потихоньку разбираться в том, что вокруг творится!)))
-
-
29.08.2015 в 20:42-
-
01.09.2015 в 13:45Автор, спасибо!
Зачем я опять связалась с онгоингом?
-
-
01.09.2015 в 14:19-
-
01.09.2015 в 15:04-
-
01.09.2015 в 16:03Botan-chan, Спасибо!
А из Лита получился знатный Аид )
Про Аида надо подумать. Сходу кажется, что общего действительно много, с поправкой на то, что Лит не бог загробного мира. Вообще я вдохновлялась Сатурном, на которого есть отсылки в приложениях к ЗИ, и который помимо всего был бог страж границ, в том числе границ между миром живых и мертвых.