Фэндом: Отблески Этерны
Категория: Джен
Рейтинг: PG-13 (за разрушенный морисками Агарис)
Размер: Макси
Жанр: АУ
Статус: В процессе
Дисклеймер: Прав не имею, выгоды не извлекаю
Аннотация: Ричард бросился на Катарину с кинжалом - но не убил. Что будет дальше, при условии, что дело происходит в альтернативной окделлоцентричной Кэртиане, где у литтэнов есть головы, а у восстания Эгмонта - причины? Люди Чести всегда бегут в Агарис...
читать дальше
Глава 2
Фрамбуа. Оллария. Агарис. Окрестности Кортны
400 год К.С. 20-21-ый день Весенних Молний
1
Фрамбуа. Оллария. Агарис. Окрестности Кортны
400 год К.С. 20-21-ый день Весенних Молний
1
Год назад Дик тоже ехал в Агарис. Сона размеренно трусила между странных алатских елок, а он гадал, выжил ли Алва и что теперь будет с Катари. А в седельной сумке ждал своего часа запечатанный синим воском смертный приговор: Ворон предлагал неверному оруженосцу выбор между ядом и сталью. И был в своем праве.
Дик никогда не стыдился сделанного. Бросая в кувшин яд, он точно знал, что совершает подлость, и не рассчитывал выжить сам. Его жизнь за жизнь Алвы, его честь за жизни Людей Чести – тогда это казалось справедливым. Честь дороже всего, но иногда долг велит жертвовать самым дорогим. Вот только жертва оказалась напрасной: никакого списка Дорака не было. Он предал эра и уничтожил свое будущее в угоду лживым тварям. Он потерял все… и нашел Альдо?
Дик вздохнул, понимая, что запутался. Стоило ли одно другого? Не вышвырни Алва его из Талига, хватило бы ему духу встать на сторону последнего Ракана?
А Фрамбуа совсем не изменился, и все так же мечтательно смотрела Октавия с вывески «Талигойской звезды». Правильно сказал тогда Рокэ: чем наглей и подлей шлюха, тем больше она похожа на святую. Неужели Алва пытался его предупредить, а он, ослепленный показной скромностью, ни о чем не догадался?
- А вот и «Четыре охотника», - объявила Арабелла, возвращая Дика в настоящее. Год назад с ним была только Сона, но та дорога наконец-то закончилась: не в Нохе, под копытами Моро, как он думал раньше, а в розовом будуаре, когда «талигойская святая» попросила не подменять людей Окделлами. Может быть, новое путешествие будет счастливей?
По крайней мере, начиналось оно куда лучше, чем Дик ожидал. Стража на воротах едва обратила на них внимание, а Пройдоха вопреки имени оказался добронравным пожилым мерином и шел за Соной, как привязанный, так что от Арабеллы требовалось всего лишь держаться в седле, с чем она неплохо справлялась. Лоу приходилось тяжелее: он не жаловался, но Дик слышал, как сбивается его дыхание при каждом резком движении мориски. А ведь Эдварду еще повезло. Дэвид Рокслей рассказывал, что барона Питера казнили, а тетушка Мелисса умерла от разрыва сердца, увидев тело сына: Роберта забили плетьми. Вроде бы на глазах у отца.
И Левий еще смел намекать, что с Алвой плохо обращались в Багерлее! Сюзерен даже со злейшим врагом обошелся по-рыцарски. Прислужники коронованной шлюхи наверняка будут брать пример с палачей Дорака. Если их все-таки схватят, у герцога Окделла найдется, что сказать обвинителям и судьям, но до суда еще надо дожить, а Робер, который мог бы помочь, ничего не знает. То есть про Штанцлера Иноходец сам все понял и даже Дика предупреждал, но милая Катари всех сумела обмануть.
Катарина Оллар. Тварь, явившаяся на закате Круга. Как Октавия. Она уже рассорила Скалы и Ветер и погубила наследника Волн. Дом Молний следующий!
- Я должен написать Эпинэ. – Хотя бы про кольцо. Вот только как изложить подобное на бумаге?
- Подождет, - выдохнул Эдвард, тяжело сползая на землю. – За Эпинэ любовница бдит, а не справится она, так на днях графиня Савиньяк приезжает.
- Его сестру убили, чтобы Катарина стала королевой.
- Тем более. Письмо, обличающее королеву-мать, надо передавать из рук в руки. Здесь у меня такого человека нет. Доберемся до Агариса – попробуем списаться оттуда. А до тех пор ничего с Эпинэ не сделается. Младший у эра Мориса живучий – кошки знают, в кого.
Слуга, едва не выплясывающий вокруг долгожданных гостей – после блокады тракты обезлюдели и любого путешественника встречали с королевскими почестями – не позволил начать спор, да и спорить было не о чем. Дружба и долг одного из Четверых требовали объясниться с Иноходцем, но если отправить письмо сейчас, Повелитель Молний его не прочтет.
Значит, надо бежать? Значит, надо бежать.
2
Покупать коня Дик и Эдвард отправились вдвоем, оставив Арабеллу с мориской в «Четырех охотниках». Из окна трактира прекрасно просматривалась дорога на Олларию, так что врасплох их не застанут.
Знакомые Мартина Жуанвиля оказались близнецами. Дик легко различал братцев Катершванцев, не говоря уж о старших Савиньяках, но одинаково одетые Этьен и Фабьен были схожи, как две капли воды, и все время договаривали друг за другом фразы, так, что стоя к ним спиной, можно было решить, будто говорит один человек. Этьен и Фабьен были из Агиррэ, но ничем не напоминали грубых чесночников Карваля, наоборот, любезная словоохотливость братьев сразу к ним располагала. И лошади у них были отличные. Да только не те.
- Это все? – спросил Дик, оглядывая ряд стойл. Половина из стоявших там красавцев не уступала ни Бьянко, ни Карасу.
- Увы, сударь, - развел руками близнец, стоявший слева. – Линарцы.
- У нас позавчера генерал Карваль всех морисков забрал, - пожаловался стоявший справа.
- Обоих? – сухо уточнил Лоу.
Барышник приосанился:
- Троих!
- А так же всех полуморисков и четвертьморисков.
- И рыжего шестилетку, хотя я был готов съесть собственную шляпу, что его сходство с морисками не более, чем печальное недоразумение.
- Случайное, ни о чем не говорящее совпадение. Он был хорош.
- Очень. Так что теперь ближайшие доступные мориски – в Барсине. У кэналлийцев.
- По ту сторону застав, к сожалению. У рея Эчеверрии отличные лошади.
- Будете проезжать мимо – имейте ввиду.
- Конокрадство – грех! – осадил барышников Дик.
- Тягчайший! – кивнул правый близнец. - Четыре года удачи не будет.
- Но ведь хозяина можно убить на дуэли, - добавил левый. – Удача любит победителей.
- Честь велит вернуть коня и оружие убитого его семье, - напомнил Дик. – Так положено!
- Не совсем, - заметил Лоу.
- Совсем не совсем! – поддержал его левый близнец.
- Возвращая коня и оружие, Человек Чести показывает, что целью поединка было отстоять Честь, и он не имеет с этого никакой другой выгоды, - объяснил Эдвард.
- А на деле обычно значит, что выгода победителя куда больше лошади и оружия, - назидательно изрек левый близнец.
- Смешно было бы убивать Алву ради одного коня и одной шпаги, как бы хороши они не были, - добавил правый.
- Но это не значит, что убивший Алву ничего не выручит.
- Победитель отстоит Честь!
- Увы, сударь, если ваша единственная прибыль – честь, это значит лишь то, что настоящую прибыль получил кто-то другой.
- Знаете, как в Надоре говорят: спутался с Честью, простись с Удачей.
- У нас в Надоре?! – возмутился Дик, в поисках поддержки оборачиваясь к Эдварду.
- У нас в Надоре, - подтвердил тот. – Рокэ Алва известный острослов, но трудно одному человеку придумать то, до чего целая провинция не додумалась за три круга.
- Хорошие у вас на севере шутки, - одобрил левый близнец.
- Только злые, - вздохнул правый. – А раз вы из Надора, - оживился он, - так может, белого посмотрите? Он лучше, чем кажется.
Эдвард хмуро оглядел ряд блистательных линарцев.
- Давайте белого.
- Только его лучше в загоне смотреть, - засуетился левый. – Я сейчас выведу.
- И о цене не с нами, а с его хозяйкой договариваться надо, - добавил правый. – А она ух! И не торгуется.
- Посмотрим.
Эдвард, медленно передвигая ноги, пошел по проходу. А Дик, как и когда они шли сюда, не знал, что делать. Хотелось помочь, но вдруг непрошенная помощь оскорбит? Отец, когда рана болела на погоду, всегда первый обращался за помощью.
- Жалко выглядит? – спросил Лоу, не оборачиваясь.
- Отец тоже хромал! – выпалил Дик, сам понимая, что говорит глупость: отец хромал, а Эдвард едва ходит. – Я… может, вы обопретесь о мою руку?
Эдвард кивнул.
Вдвоем дойти до загона оказалось легче. Во всяком случае, Дик на это надеялся. Там их ждал один из близнецов.
- Сейчас выйдут.
Конь появился один – будто любимец публики в конце представления. Он действительно был совершенно белый, но не в том дело. Конь был… длинный. Длинные прямые ноги, длинная сильная спина, длинная, лишенная гривы шея. Высокий, как тяжеловоз, он был сухой и поджарый, словно гепард из королевского зверинца или холтийская борзая. И удивительно походил на Баловника – каким бы тот мог стать через пару лет при должных тренировках. Узкие, будто прищуренные глаза смотрели спокойно и внимательно.
Конь огляделся и сам подошел к людям. Дик осторожно провел рукой по шее – белый с достоинством принял ласку. Блестящая, как атлас, шерсть была нежной и шелковистой – точь-в-точь, как у лошадей из Надора. Дика всегда поражало, что надорские лошади с их тонкой шкурой переносили морозы не хуже мохнатых лошадок бергеров, а отец смеялся, что настоящих северян кровь греет.
- Не думал, что такие еще остались, - заметил Лоу.
- Это ведь надорец? – все еще не веря, спросил Дик.
- Причем чистокровный. Ваш дед мечтал восстановить породу, но не успел.
Надорская верховая – в Золотой Империи эти лошади считались сокровищем. Непревзойденные по резвости, выносливости и красоте, они исчезли вместе с Талигойей, и никто не мог объяснить толком, почему. И вот легенда стояла перед Диком во плоти.
- У него есть имя? – спросил Эдвард.
- Север, - ответил глубокий женский голос.
Дик обернулся. Незаметно подошедшая женщина была одета как надорская крестьянка, и волосы у нее были заплетены в четыре перекинутые на грудь косы, а Дик нигде, кроме Надора, не видел такой прически. Но его поразил не удивительный для окрестностей Олларии наряд, а лицо. Хозяйке коня с равным успехом могло быть и тридцать, и пятьдесят. Тронутая загаром кожа лица была гладкой, но все равно она не выглядела молодой. Крестьянки рано теряют свежесть, а крепкие жилистые руки женщины указывали на привычку к тяжелому труду, но тут было другое. Не телесная дряхлость, а просто долгая жизнь.
- Его зовут Север, - повторила женщина, и конь потянулся к хозяйке.
- Ну, мы пойдем, госпожа Тишь? – заискивающе спросил стоявший за ее спиной барышник.
- Чтобы не мешать, - просительно добавил второй.
- Идите. Мы в расчете.
Близнецов как ветром сдуло.
- Коня пытались украсть? – спросил Эдвард.
- Пошутили неудачно, - ответила госпожа Тишь, - и я в ответ пошутила. Вам сказали, что я не торгуюсь?
- Мы еще не решили, что будем его покупать.
Дик удивился: стати у Севера, конечно, своеобразные, но по всему выходило, что он лучшее, что они могли сейчас найти. А потом понял: то, что госпожа Тишь не торгуется, еще не значит, что не будет торговаться барон Лоу.
- Желаете сесть в седло?
- Для начала посмотрим на корде.
Легенды утверждали, что чистокровный надорец способен пройти по свежему завалу, и ни один камень под ним не шелохнется. Дик надеялся, что проверять это делом никогда не придется, но у Севера действительно был необычный и очень красивый аллюр: казалось, конь бежит не касаясь земли. К тому же, он двигался очень плавно, а значит, Эдварду будет легче. Сона умница, ей без опаски можно доверить Арабеллу, а рослому жеребцу проще нести двух всадников, чем маленькой мориске.
В тех же легендах покупатель должен был сам назначить цену. И Дик порадовался перенятой у Алвы привычке носить кольца.
- Покупаем, - сказал он госпоже Тишь и протянул снятые с безымянных пальцев парные рубины.
- Мало, - ответила женщина.
- Да этого бы на мориска хватило! – возмутился Дик. У него была еще богато украшенная шпага, но отдавать оружие!
- Север лучше любого мориска. Не хотите ли внести свою долю, Ястреб из Лоу? Ведь конь будет нести двоих. И у вас тоже два кольца.
- Откуда вы… - Эдвард осекся и посмотрел на свои руки. Он, как и все Люди Чести, носил только одно кольцо – родовой перстень на среднем пальце правой руки.
- Будь по-вашему, - барон снял и протянул госпоже Тишь массивный серебряный перстень с квадратным карасом.
- Это же родовое! – запротестовал Дик, жгуче жалея, что не послушался Эмиаса, уговаривавшего его переодеться. Нет, он помчался спасать старого ызарга в дорожном платье! Сейчас пряжки с его костюма не тянули и на полсотни таллов. Все-таки отдать шпагу?
- Все в порядке, - успокоил его Эдвард. – Как совершенно верно сказала госпожа Тишь, у меня их два. Одно я отдаю.
Карас Лоу казался бездонно-черным рядом со звездчатыми рубинами. Мастер Гишфорд вновь не подвел Повелителя Скал и подобрал великолепные камни, но раньше Дик не замечал, что они сверкают так ярко.
- Этого достаточно, - кивнула госпожа Тишь, пряча все три кольца в кошель. – Север ваш со всей сбруей.
Женщина последний раз провела рукой по атласной шее.
- Цена уплачена.
UPD 27.04 читать дальше
3
Робер привычным движением провел по глазам от переносицы к вискам. Попадись ему сейчас Дикон, он бы его придушил. Влюбленный дуралей заварил кашу и сбежал, опять оставив все разгребать другим. А из Эпинэ и маршал-то с трудом получился, не то что супрем! Мэтр Инголс справился бы с расследованием куда лучше, но Робер хотел разобраться во всем сам. Ему, в отличие от законника, есть дело до Повелителя Скал, причем без всякой абвениатской чуши. Эпинэ понимал страх и гнев сестры, но сын Эгмонта тоже его родич, пусть и не по крови. Их накрепко связал бессмысленный мятеж отцов, и он должен помочь Дикону, а для этого надо узнать правду, какой бы неприглядной она не была.
Робер уже не раз пожалел, что отпустил Уэйда, предварительно не расспросив обо всех подробностях. Теперь Уэйд уехал и забрал сержанта, с которым дежурил в Парадной приемной. Мевен старался помочь, но капитан охраны ничего не знал, гвардейцы в Весеннем садике почти ничего не знали, а допрашивать дам и фрейлин без возможности что-либо объяснить…
- Итак, вы вошли в кабинет.
- Да, - подтвердила Дрюс-Карлион, комкая в руках платок. – Герцог Окделл просил узнать, когда ее величество сможет его принять.
- А где был Окделл?
- В будуаре, - проблеяла девица. Еще чуть-чуть, и платок ей понадобится. – Он сказал, что будет у капитана Мевена, а сам был там.
- Тогда почему он просил вас узнать?
- Потому что ее величество запретила ее беспокоить, - разрыдалась фрейлина. Но утешать Робер перестал еще на госпоже Мэтьюс, а после графини Феншо – чувствовать себя виноватым. – У нее был Шта… шта…
- Штанцлер, - подсказал Карваль.
- И запретила им мешать. Я не подслушивала, он сам кричал!
- Штанцлер?!
- Окделл! Говорил, что он не… не Дикон!
- А Штанцлер? – терпеливо спросил Карваль. – Где в это время был Штанцлер?
- Граф Штанцлер ушел. Вы же сами видели! А я потом зашла. А там…
- Был Окделл, - перебил очередной всхлип Робер.
Девица кивнула.
- В будуаре. С королевой.
Еще два кивка.
- И вы ушли?
Робер с трудом скрывал злость. Если бы этой овце хватило смелости заглянуть в будуар, то все бы ограничилось перебранкой, и Дикон…
- Я хотела, но в дверь стучали, - проревела фрейлина.
- Какую дверь? – цепко спросил Карваль.
- Дверь кабинета. Из Малой приемной, - торопливо добавила девица, поймав дикий взгляд Робера. – Там на засов закрыто. Было.
Эпинэ чуть не взвыл. В кабинете было три двери: из двух приемных и из будуара. В Малой приемной было три двери: из будуара, из кабинета и из Малой гостиной. В Парадной приемной тоже было три двери: из кабинета, из галереи и из кабинета Мевена. Впору чертить план.
Стоп. Когда он пришел, дверь между Малой приемной и кабинетом сестры была открыта. Очевидно, так ее оставил Дикон, когда уходил. До того дверь со стороны кабинета могла закрыть Катари, чтобы никто не помешал разговору со Штанцлером. Кто стучал?
- Вы открыли дверь? – требовательно спросил Робер. Старый больной человек сбегать через Весенний садик бы не успел, но вдруг?
- Да. В Малой приемной не бывает чужих!
- Вас ни в чем не винят, - сухо сказал Робер. – Кому вы открыли дверь?
- Пажу герцога Окделла.
Уэйд тоже что-то говорил про пажа. Впрочем, и про пажа, и про Окделла он говорил скорее всего со слов Дрюс-Карлион.
- Вы видели его раньше?
- Нет.
- Как он выглядел?
- Мальчик лет четырнадцати. Высокий. Сказал, ее величество недовольна итогами поездки герцога. Они правда про беженцев говорили – было хорошо слышно.
- А потом?
- Он сказал, что ему приказано… ее величество приказала!.. ждать герцога в кабинете, а сами в будуар пошли и дверь закрыли, а тут тоже заперто оказалось.
- И вы ушли, оставив его в кабинете? - Теперь понятно, почему Катари так радовалась визитам Марианны. Что за дуры ее окружают!
- Да, - душераздирающе всхлипнула Дрюс-Карлион. – Но ведь в Малой приемной не бывает чужих!
- Идите, Розалин, умойтесь, - устало сказал Робер. – И позовите графиню Рокслей.
- У него… у пажа застежка на плаще была. С «атакующим ястребом».
- Спасибо, вы очень помогли.
Рыдающая фрейлина вышла из кабинета Мевена.
Вдова Генри не рыдала и не тряслась, и уже за одно это Иноходец был ей благодарен.
- Почему вы провели герцога Окделла в Малую гостиную? – спросил Робер, сразу переходя к главному.
- Он уже не раз проходил этой дорогой. Ее величество неоднократно принимала герцога Окделла без доклада и всегда именовала его не иначе, как «нашим другом и защитником», – спокойно ответила Дженнифер. Слишком спокойно. Неужели ревнует?
- Почему вы не доложили о нем? – спросил Карваль.
- У ее величества был граф Штанцлер, и нам было запрещено прерывать разговор.
- Но Окделлу вы не препятствовали?
- Герцог сказал, что его визит и визит графа связаны.
- И вы поверили? – удивился Карваль.
- Окделлы, сударь, не лгут. Об этом весь Талиг знает.
- Сколько Окделл пробыл у ее величества? – спросил Эпинэ, не давая разгореться перепалке. Нападение на сестру вывело Николу из себя. Робер правильно сделал, что не пустил его ехать за Диконом.
- Около часа.
- Он ушел после прихода пажа? – закинул пробный камень Робер.
- Нет, - покачала головой Дженнифер, - паж пришел почти сразу после того, как герцог Окделл зашел к ее величеству.
- Как он выглядел? – спросил Карваль.
- Совсем мальчик. Худенький, длинноногий, сероглазый. Про цвет волос не скажу – он был в берете. И в плаще. Жутко стеснялся – думаю, только что из Надора.
- Почему вы решили, что он из Надора?
- Откуда еще может быть паж Повелителя Скал?
- Вы пустили пажа в Малую приемную?
- У него было срочное письмо. Мальчик так боялся не успеть и подвести своего эра!
- И когда он ушел от ее величества?
- Вместе с герцогом Окделлом.
- И вы не видели после этого ее величество?
- Герцог Окделл сказал, что ее величество вызвала фрейлину и просит не беспокоить.
- Как Окделл выглядел?
- Разочарованным, - смакуя каждый слог, произнесла Дженнифер. – Но не соблаговолите ли вы объяснить мне причину подобных расспросов? - Все-таки у рыдающих дам было одно большое преимущество: они вопросов не задавали.
От необходимости сочинять и выкручиваться спас Дэвид Рокслей.
- Вот вы где, - обрадовался он. – Дженнифер, добрый вечер.
- Простите, сударыня, дела, - изобразил сожаление Иноходец.
Графиня неторопливо вышла.
- Робер, что за бред? – начал Дэвид, едва за его родственницей закрылась дверь. – Гобарт заявил, что едет с Уэйдом ловить Окделла.
- Да, это так, - подтвердил Эпинэ, смутно припоминая вечно недовольного краснолицего капитана из тех самых артиллеристов, что расстреляли Манрика. Вот уж кому точно без личного помилования не жить.
- Вы с ума сошли? – грубо спросил Рокслей. – Какие бы бумаги Ричард не прятал, отправлять за ним такой отряд!
- Его надо срочно найти. Это для его же блага, - сказал Робер, не зная, как объяснить случившееся. Дэвид в регентском совете и должен знать, все равно потом узнает, но…
- Окделл пытался убить королеву, - избавил его от подбора слов Карваль. – Ее величество, опасаясь, что над ним учинят расправу, сама предложила объявить причиной поисков бумаги. Которые он действительно украл.
- Мы не знаем, что именно было в гробнице, - возразил Эпинэ.
- Чушь, - заявил Дэвид. – Ричард не мог напасть на женщину. Вы вспомните, что его сестра учинила, и то пальцем не тронул. И если пытался, почему не убил?
Робер потер виски. Что-то они упустили.
- Он вошел к королеве раньше, чем вышел Штанцлер. Может, старый ызарг затеял свару, а сам сбежал?
- Не верю! – повторил Рокслей.
- Если позволите, я отправлю за Штанцлером Дювье, - предложил Карваль.
- Да. И пусть его сразу в Багерлее везут, чтоб уж точно никуда не делся.
Карваль вышел.
- Я говорил с ее величеством, - попытался объяснить Робер. – Окделл запер ее в будуаре. Задвинул дверь комодом, шнур звонка обрезал. Кинжал всадил в стол по самую рукоятку.
- Дидериховщина какая-то, - покачал головой Дэвид. – А потом окажется, что королева дала ему секретное поручение.
- И закончится все свадьбой среди трупов врагов, - криво усмехнулся Эпинэ.
- Как в «Ястребе и розе», - кивнул Рокслей. – Драматург он, может, и великий, но названия для пьес будто с трактирных вывесок брал.
- Да, о ястребах, - вспомнил Робер. – У кого в Надоре на гербе атакующий ястреб?
Дэвид помрачнел:
- Не надо Лоу дергать, он и так едва живой.
Лоу? Эдвард, оруженосец Эгмонта? Остальных в Багерлее убили, даже баронессу.
- У Лоу сидящий ястреб, - припомнил Робер, - а тут…
- Они при Олларах герб с девизом поменяли. Но «атакующий ястреб» все равно только их.
Робер задумался. Если бы Дикон решил сбежать и обратился к кому-нибудь за помощью, но не к нему и не к Штанцлеру – друг отца и родич матери очень подходящая кандидатура.
- Дэвид, ты же знаешь, где он живет?
UPD 07.05 читать дальше
4
Золотой Литтэн – звезда философов, священников и хозяев. Древние изображали его быком, вращающим небесную сферу. Медленно и неотвратимо шагает небесный бык Литтэн, отмеряя Кэртиане круг за кругом. И, чтобы начать новый круг, раз в четыреста лет он проходит Великий Излом, перенося мир в новую эпоху. Если бык упадет, Кэртиана погибнет, а потому на Изломе пять блуждающих звезд сливаются в одну, объединяя свои силы.
Астрологи считают, что Литтэн дает надежность, обстоятельность, честность и упорство. Пораженный склоняет к злопамятности, аскетичности и тугодумию. Три круга назад семь мужчин, в гороскопе которых Литтэн был в слиянии с Дейне, звездой эпохи, основали семь орденов, посвященных семи ипостасям Создателя. А восьмой объявил эсператизм бредом и до конца жизни открыто почитал четырех демонов.
Сьентифики говорят, что всему есть простое и разумное объяснение. Круг совпадает с циклом Литтэна, потому что движение самой медленной из блуждающих звезд положено древними в основу календаря, подобно тому, как солнечный цикл стал годом, а лунный – месяцем. Момент слияния звезд выбран за начало круга из-за простоты наблюдения. Истории про Великий Излом суть обычные суеверия, по причине человеческого невежества возникающие вокруг любого значимого события, а конец четырехсотлетнего круга к таковым несомненно относится. Что же до сходства гороскопов основателей орденов и язычника Ликандра Надорэа, то это не более, чем обычное совпадение, каких вокруг немало.
Антуан не сомневался, что найдут ученые мужи достойное объяснение и тому, почему в первый день весны последнего года круга Скал три звезды Багряных земель - Восток, Юг и Запад – объединились дабы уничтожить Святой город. А еще он знал, что Литтэн – покровитель севера и хозяин ночи. Бык Литтэн был чужд закатным тварям, превратившим Агарис сперва в бойню, а потом в склеп, и за одно это Антуан любил звезду, под которой родился. Но едва ли честность и упорство Литтэна помогут решить стоящую перед ним задачу. Он врач, а должен стать политиком. Должен, иначе людей не спасти.
Увы, пока что на политическом поприще Антуан мало что мог поставить себе в заслугу.
Брат Руций, глава остававшихся в Агарисе «львов», скрывал, о чем магнус Аристид говорил с морисками, но настаивал, что люди должны покинуть руины. Агарисцы – менее трех тысяч чудом уцелевших – собирались отстроить родной город лучше прежнего. Споры начались раньше, чем остыли печи, в которых сжигали тела. Месяц назад привычная перебранка между «львами» и остатками церковных гвардейцев о том, кто кому продался и кто где отсиделся, дошла до того, что обе стороны схватились за шпаги, а брат Руций и капитан Илласио то ли не смогли, то ли не захотели унять своих людей. Гвардейцев было вчетверо меньше, но вокруг уже собиралась готовая им помочь толпа, а где тетка Алики с кочергой орет, там и дядька Ясон с двуручным перначом вот-вот появится. Так что только вмешательство принцессы Софии предотвратило кровопролитие.
Племянница Дивина с огромной Эсператией в руках влетела между спорщиками, подняла священную книгу над головой, громко ахнула, вытянулась в струнку, картинно покачнулась, крутанулась на каблуках – и начала падать в руки «львов», а Эсператия полетела в гвардейцев. София даже не пыталась придать обмороку правдоподобность, но адепты Славы были слишком галантными кавалерами, чтобы отскакивать в сторону, когда есть шанс поймать самую красивую из золотоземельских принцесс, а позволить упасть на землю Эсператии церковные гвардейцы не могли и подавно. А с дамой и священной книгой на руках не больно-то повоюешь, тем более, что Костас, капитан охраны ее императорского высочества, устроил поистине театральную суматоху, мигом найдя дело для каждого из присутствующих.
Но, не смотря на подстроенность, представленная сцена: женщина в зеленом платье, со сбившимся траурным покрывалом, полулежащая в руках прелата, благообразная старуха с кочергой подмышкой, протягивающая ей кувшинчик с водой, воины Создателя с белоснежной Эсператией и бестолковая суета на втором плане – вся эта сцена так походила на миниатюру из найденного в покоях Юнния жития святой Мирабеллы, что натолкнула Антуана на мысль, тогда показавшуюся здравой. Он предложил повторить молитвенный подвиг Мирабеллы Агарисской.
Как известно, судьбы Женевьев Окделл, через час после казни мужа насильно отданной замуж за кондотьера, и детей ее, лишенных не только отчих титулов и владений, но даже дворянства (и никто из талигойских рыцарей за них не вступился!), так поразили Мирабеллу Ильдефонсо, благочестивую вдову из Агариса, что она отправилась в четырехлетнее паломничество по монастырям, вопрошая иконы и подвижников: неужели с уходом Создателя не осталось у вдов и сирот в Кэртиане заступника и не видать им справедливости раньше Последнего Суда. Но молчали лики святые и мужи праведные, и ехала Мирабелла дальше. И в самом дальнем из монастырей, на острове Святой Оддрун, явился Мирабелле ангел Божий и научил ее, как обратиться к той, что может ответить. Мирабелла вернулась в Агарис, где постилась, молчала и молилась мысленно, слов не говоря, двадцать дней, и на двадцать первый день от начала молитвы Сестра всех братьев и Заступница всех сестер открыла Мирабелле правду о судьбе, ожидающей Франциска Оллара и приспешников его, и потомков их.
Олларианцы сразу же объявили Откровение Мирабеллы бредом, сочиненным врагами Талига, и до сих пор ищут простое и разумное объяснение, почему оно сбывается: год за годом и шаг за шагом. Две трети из рукописного жития, принадлежавшего покойному Эсперадору, составляли сделанные в разное время записи о сбывшемся. Но самое главное, там были подробны описаны все действия святой Мирабеллы, как она обращалась с молитвой к Сестре и Заступнице. А то, что сделано единожды, всегда можно повторить. Правда, никому в Агарисе ангел не являлся, но неужели судьба агарисских вдов и сирот легче участи надорской герцогини?
Предлагая свой план, на помощь Создателя Антуан не рассчитывал, только на время, за которое или Гайифа переломит ход войны в свою пользу, или оставшиеся члены конклава – кардиналы эсператистских государств – договорятся о судьбе Святого Престола, или брат Руций предъявит доказательства своей правоты. Словом, хоть что-то прояснится и решение можно будет принимать с открытыми глазами, разумом, а не сердцем. Сердце требовало справедливости в самой древней, отринутой просвещением ипостаси: «око за око». Антуан знал, что это дикость, еще в Гальтарский период великий Филон логически доказал, что убийства ничего кроме убийств породить не могут. Но еще он знал, что не смог бы рассуждать так спокойно, имейся в Золотых землях сила, способная призвать морисков к ответу, а от несбыточных желаний легко отказаться. Антуан хотел лишь двадцать дней отсрочки, и желательно без свар со «львами». Он их получил.
Повторить подвиг Мирабеллы вызвалась мать Бернарда, настоятельница монастыря Святой Валерии. Первые восемь дней она молилась ежедневно от заката до полуночи, прося у высших сил правосудия. Затем восемь дней – от рассвета до полудня и от заката до полуночи, прося для Агариса правосудия или забвения. Последние четыре дня молитва длилась от рассвета до полуночи. К правосудию и забвению прибавилась месть. Ритуал был бы прерван, если бы вопрошающая сказала хоть слово, съела хоть крошку еды или если бы осталась одна во время молитвы. Сегодня в полночь истекал двадцатый день, и впервые молитва не прервется с полуночью, но продолжится до рассвета: мать Бернарда будет просить у Сестры всех братьев и Заступницы всех сестер справедливости. Если ответа так и не случится, значит, Создатель оставил судьбу Агариса на человеческое разумение. А если аббатисе ответят… Антуан не представлял, что может заставить «львов» остаться или агарисцев покинуть руины, которые они до сих пор называли городом.
Двадцать дней пролетели, не дав ни единой подсказки. Мориски били Гайифу, как хотели, король Агарии явно дал понять, что дальше деликатесов для епископского стола его помощь не зайдет, от кардиналов не было ни полслова, зато Талиг неожиданно предложил выжившим агарисцам прибежище. А легат Славы по-прежнему ничего не объяснял.
На рассвете ритуал, больше похожий на холтийское шаманство, чем на церковное таинство, будет завершен. Объявит ли брат Руций решение Славы сразу или даст еще одну отсрочку? Сегодня «лев» впервые вызвался присутствовать при молитве – в последние, ночные часы. Одновременно с принцессой, но София и прежде неоднократно сопровождала мать Бернарду. Третьим свидетелем будет он, Антуан. Если брат Руций пожелает говорить сразу, ему не придется ловить собеседников по всей Цитадели.
В келью вошел Сель. Саграннец всегда входил без стука и всегда верно угадывал, можно ли войти. У огромного черноглазого горца было языческое имя, но иногда Антуану казалось, что он единственный среди них настоящий эсператист. Обращение к Сестре и Заступнице поначалу не на шутку Селя встревожило, и он хмурой черной тенью ходил за матерью Бернардой. Но в последние дни успокоился, будто убедился, что творимое не способно причинить зло, потому что смысла в нем не больше, чем в любимых принцессой мистериях. Ритуал ритуалом, а чудеса Его тем от гоганской магии и отличаются, что по заказу не происходят.
- Ваше преосвященство, время, - напомнил саграннец. – Если не передумали. Руций уже в часовне.
- А ты будешь ждать рассвета? – спросил Антуан.
- Нет, спать хочу. - Сель от души зевнул. Поспать он любил, и единственный из них почитал сон достаточной причиной, чтобы пропустить утренний молебен. Но когда саграннец просыпался, он делал столько, что укорять его за лень было немыслимо.
Этой ночью Сель будет спать – ему не интересно завершение ритуала. Понять бы еще, радует это Антуана или огорчает.
Антуан оправил белый паллиум с семью вышитыми серебром эсперами. Тонкая лента из овечьей шерсти почти светилась на серой фелони. Знак местоблюстителя Святого Престола и в лучшие годы не сулил никаких выгод, окромя чести, а ныне и честь свелась к праву быть зашитым в мешок с ызаргами. Помнил ли о том преосвященный Доминик, рукополагая Антуана в епископы? Мертвого не спросишь.
- Не золотое время нам выпало, но железное, и нет нам иного пути, как исполнить долг свой и положиться на милосердие Его. Как там дальше у Иоанна? Да спасутся невинные и да очистятся служением своим виновные. Орстон!
- Мэратон, - эхом откликнулся Сель.
Но как же хочется, чтобы морисские твари получили по заслугам!
_____________________________
Орстон - Да будет так (гальтарск.)
Мэратон - Так и будет (гальтарск.)
5
На ночлег они остановились, когда совсем стемнело. Маленькая деревенька удачно пряталась между лесом и топким берегом безымянной речушки. То есть имя у речки несомненно было, но на картах не значилось, а у местных Эд так ни разу и не спросил. Эгмонт все шутил, что Эд «огородами ездит», но зато он людям Дорака ни разу не попался. Его даже после восстания ни в чем обвинить не смогли. Килеан-ур-Ломбах свалил тогда все на эра Гвидо, Рокслеи – на Оливера, герцог Эпинэ прикинулся сумасшедшим, Фред Глин – дураком. А Лараков и Лоу в Ренквахе просто не было. Все думали, что он ездил потом в Агарис передать деньги маркизу Эр-При. Кое-кто более осведомленный решил, что для встречи с магнусом Луцианом. Но и то, и то было лишь предлогом. Эд хотел увидеть Брэдфорда Кавендиша. Сбежавшего, бросив своих, Кавендиша. Не смог – струсил.
Кавендиш уже полгода в могиле. Аби говорила, он приходил в «Озерную деву». Просидел внизу два часа с одной бутылкой и ушел. Эд тогда решил во что бы то ни стало с ним встретиться, но на следующий день была Дора.
Поздно жалеть и поздно гадать о несказанном. Эдвард Лоу снова едет в Агарис.
Трактира в деревушке, разумеется, не было, но староста охотно пустил на постой «заплутавших» путников. Разве могут быть опасны двое мальчишек и больной? Тем более, что в Кольце Эрнани их общие для большинства надорцев черты легко принять за семейное сходство.
В былые времена Эд бы заночевал в леске, но мучить и себя, и спутников в самом начале пути не хотелось. У них были очень приметные лошади, но, спасибо Алве, нынче даже тракты пустынны, что уж говорить о проселках. Так что выследить их невозможно, а проверять каждую деревню у Карваля людей не хватит.
Герцог Окделл отправился устраивать лошадей. Аби, разумеется, с ним. Костюм пажа был спрятан в сумку, теперь она ходила в скромном и заметно поношенном мужском платье. Объяснила, что это старая одежда брата и что в ней она приехала в Олларию.
Эд и до того обращал внимание, что кроме славословий служившему в армии брату про семью Аби ничего не рассказывает. Вернее, много вспоминает про детство в Горике, а потом в пару фраз: родители умерли, брат пошел в армию, Аби стала работать у господина Жуанвиля. Впрочем, они теперь надолго вместе, еще расскажет.
На лестнице затопали. Два носорога!
Молодежь, будто издеваясь над его усталостью, подробно доложила, как они устроили лошадей. Аби превозносила Сону, Ричард утверждал, что Север не хуже. Тут герцог запнулся, из чего Эд заключил, что сравнивал он белого не со своей мориской, а с застреленным Моро. Но, не считая этой заминки, Ричард вовсе не походил на человека, только что пустившего всю жизнь коту под хвост. Еще не понял? Хотя, если верить слухам, ему не впервой.
Со слухами, а вернее, с тем, что было на самом деле, требовалось разобраться, но Эд не представлял, как подступиться к делу. Тем более, что начинать надо не с подслушанного разговора, а с фабианова дня. Или вообще со смерти Эгмонта, чего совсем не хотелось. Ладно, до Агариса им месяц ехать, еще поговорят.
Рыцарское намерение герцога уступить одну из двух кроватей девушке Эд пресек на корню. Ехать оказалось легче, чем он боялся, но это еще не повод, чтобы кто-то лягался ночью. Так что в его постели соседей не будет. Тогда потомок святого Алана заявил, что будет спать на полу, и пошел просить у хозяев еще одно одеяло. Ну и пусть. Замерзнет под утро – укроется плащом.
- Эр Эдвард, вот, - Аби протянула золотую пряжку. «Атакующий ястреб». В глаза птицы были вставлены крошечные карасы, так что она казалась совсем живой.
- Оставь себе. Я же говорил, что это подарок.
- Но…
Эд покачал головой.
- Подарки не возвращают. Только передаривают. К тому же, Лоу все равно не носят золото.
- Не носят, - подтвердил вернувшийся Ричард.
- Как не носят? – удивилась Аби. – Да я сама вас в багряном с золотом видела, вы в Горик с молодым герцогом… герцогом Эгмонтом приезжали. Я и костюм пажа в таких же цветах у портного просила.
Горик? Когда Эгмонта выставили из армии «залечивать раны», он объехал все свои владения. А значит…
- Я тогда был оруженосцем и носил цвета своего эра – герцога Окделла. Цвета Лоу – черный и серебро.
- А я думала, Лоу из нашей старой знати, - растерялась девушка.
- Из слишком старой, - усмехнулся Эд. – В Старом Надоре не носили золото.
- Так значит тот перстень был родовым? – догадалась Аби. – А где он теперь?
- Отдал за коня, - сказал Ричард. – Эр Эдвард, зачем?
Эд криво улыбнулся.
- Не знаю, откуда та женщина знала, но у меня действительно было два родовых перстня. – Он вытянул из-под рубашки кожаный шнурок с кольцом. – После взятия Кабитэлы от Лоу остались старик, семь вдов и младенец. И старый барон принес Марагонцу клятву, но изменил герб: сложивший крылья ястреб на черном «выжженном» поле, а был атакующий в закатном небе. Он же заказал новый перстень под цвет нового герба, но завещал правнуку помнить.
Шнурок стоило бы разорвать, Эд разрезал кинжалом. Тоже символично. Он сам не мог объяснить, почему отдал той женщине кольцо с карасом. Три рубина за одного коня – было бы красиво.
Этот перстень тоже оказался впору – не слетит. А что до ощущений, так он и к тому привыкнуть не успел. Просто Эдвард Лоу знал: кольцо теперь другое. Не просто с другим камнем – с другим девизом. Самым коротким девизом в Золотых землях.
«Верен».
6
Робер возвращался домой в предрассветных сумерках. Сперва они с Дэвидом ездили в трактир, где жил Эдвард Лоу, но опоздали: Дикон там был и уже уехал. Если верить трактирщику, а верить этому проходимцу не хотелось, отъезд был давно запланирован, только и ждали, когда барону станет полегче для дороги.
Эпинэ плохо помнил Лоу, тот хоть и был младше его, но всегда держался со старшими, был доверенным лицом заговорщиков в переговорах с каданцами. И наверняка знал Штанцлера. Последнее еще ничего не доказывало, но Робер, право же, считал Эдварда умнее. Куда они поехали втроем: Дикон, калека и мальчишка-паж, на двух лошадях, почти без денег? На что Лоу рассчитывает? На своих каданских знакомых? Или теперь ждать нового мятежа в Надоре? Удара в спину Савиньяку или Ноймаринену, которого Эдвард, помнится, откровенно ненавидел?
Едва вернулись во дворец – примчался Дювье и сообщил, что нашел Штанцлера. Застреленным в собственном доме. Теперь вся надежда оставалась на Уэйда, что бывший капитан найдет молодого дуралея и привезет в Олларию. В конце концов, ничего непоправимого еще не случилось. А Штанцлер, даже если это Дикон его убил, – ну кто станет жалеть об этой твари?
А иначе придется писать письма. Тому же Савиньяку. Нельзя допустить, чтобы заполыхал Надор. Не во время войны. Не на Изломе.
Вдобавок сержант Уэйда после обыска опечатал кабинет Окделла, а домоправительница не позволила Дювье сорвать печати. Карваль считал, что северяне по ходу обыска что-то стащили, вроде как этот Бишоп на мародерстве уже попадался. Робер не верил – дураком Уэйд не был и кому попало обыск бы не поручил – но все равно собирался завтра… нет, уже сегодня с самого утра наведаться в особняк. С мэтром Инголсом. Потому что деньги на исходе и никакого другого способа их добыть, кроме как позаимствовать у Алвы, Роберу в голову не приходило. Разумеется, составив полную опись. Была еще робкая надежда, что Дикон не успел спустить все, что подарил ему Альдо, но это вряд ли. В любом случае, начать Иноходец собирался с вещей Повелителей Скал – там точно нет фамильных реликвий.
На мосту через Данар попалась женщина. Из Надора – только там носят такие шали. Уж на что Айрис не любила серый цвет, но серая шаль была даже у нее, Робер помнил. Кружевная, алатская, с тонким черным узором по краю. Настоящие надорские шали, как рассказывал Мишель, вяжут из некрашеной шерсти черных и серых овец. Как у этой женщины. И прическа – четыре тугих косы с багряными лентами на концах перекинуты на грудь. Робер насмотрелся на такие во время восстания Эгмонта. Их – пусть и южан, но союзников – встречали тогда как родных. Неужели кто-то из беженцев все же добрался до столицы?
Требовалось расспросить, и Робер придержал Дракко. Женщина с достоинством поклонилась. Голубые глаза северянки были чисты и холодны, как небо над Надорами. Скалы ответят, но нужен ли тебе их ответ? Эпинэ проехал дальше. О толпах беженцев ему сообщат заблаговременно, а от одной крестьянки беды не будет.
Робер не знал, что заставило его обернуться: сгустившаяся, вязкая тишина или разорвавший ее птичий крик. Женщина размахнулась и бросила в Данар кольцо. Непонятно как, но Эпинэ смог разглядеть его во всех подробностях: тяжелый серебряный перстень с черным квадратным камнем. В первых солнечных лучах камень сверкнул ярко, словно карас.
От какой бы беды не откупалась надорка такой ценой, Робер от всего сердца пожелал, чтобы ей удалось. Увы, от его забот никакими камнями не откупиться.
7
Цитадель почти не пострадала в сравнении с остальным городом, но от часовни Святой Мирабеллы, творения великого Танасиса, осталось лишь три обгорелых стены, вместо четвертой натянули полотно. Четверо – в часовне, и четыре сотни за ее стенами.
Первая, единственная ночь молитвы. Отзовется ли Сестра и Заступница, дарует ли Агарису справедливость Его? Небо в прорехах купола – непрошенный, неизбежный свидетель.
По странной случайности, уцелела центральная часть росписи: зеленоглазая святая в сером вдовьем покрывале смотрела прямо в душу, а за спиной у нее возвышался ангел: в развевающемся багряном одеянии, безгрешное дитя Создателя походило на столб пламени. Восточная и западная части триптиха выгорели полностью, но Антуан помнил, что они изображали. На восточной Мирабелла в белом облачении праведной души вступала в Рассветные сады. На западной была ее встреча с Рамиро. Вешатель угрозами добивался от Мирабеллы признания, что она выдумала явление ангела по наущению магнуса Истины. Но Мирабелла повторила свое пророчество слово в слово, и когда она замолчала, содрогнулась земля и трещина прошла по каменной плите, отделяя святую от грешника.
Под утро Антуан и замерз, и устал. Зачем он сюда явился? Брат Руций монах и воин, мать Бернарда тоже привычна к постам и бдениям, принцесса выросла при дворе, ей, возможно, сейчас легче всех. А вот он совсем измаялся.
С его места лица молящейся не видно. О чем можно сутки подряд говорить с богом?
Дело Антуана – лечить тела, а не наставлять души.
Что-то было рядом, колебалось в пламени свечей, дрожало в предрассветной тишине. Хотелось поймать и вывести на чистую воду. А оно дышало, как море за стенами города, смотрело в душу как небо – мириадами звезд.
Как верить в то, чего не понимаешь?
Топот, грохот, шум. Сель ворвался в часовню, словно… сель. Вскочил, хватаясь за шпагу, Руций, испуганно отшатнулась принцесса. Мать Бернарда не шелохнулась. Сель упал перед ней на колени, тряхнул за плечи.
- Остановись, слышишь? Остановись.
Полуголый, с распущенными волосами, саграннец походил на демона. Монахиня была спокойна и безмолвна. Так ушла в молитву, что реальный мир для нее уже не существует?
- Ты же слышишь меня. Остановись!
- Что происходит? – зло спросил брат Руций. «Лев» был против ритуала, но, раз уж согласился на его проведение, хотел, чтобы все было честно.
- А ты не видишь? Как ты стал священником, если настолько слеп и глух? Прекраснейшая слушает ее, внимает каждому слову и не может решиться. Когда у нее просили правосудия, забвения и мести, она отвечала отказом. А сейчас… сейчас она может согласиться.
- Но что плохого в справедливости? – спросила принцесса. – Люди о ней мечтают.
- Это не та справедливость, не справедливость людей, - убежденно ответил Сель. – Справедливость Хозяина Стад – тварь из бездны. Она – последнее, о чем просят прекраснейшую, потому что она страшнее всего. Жизнь за жизнь, смерть за смерть. Кровь за кровь. Невинная кровь за невинную кровь. Она уничтожит морисков, а в плату за это сожрет Золотые земли.
- Орстон, - хрипло выдохнула мать Бернарда, поднимаясь с колен.
Вот и все. Ритуал завершен.
- У тебя получилось, Сель, - сухо подытожил «лев».
- Поздно, - с безумной улыбкой ответил оставшийся сидеть на полу саграннец. – Рассвет.